Насколько это было возможно в той обстановке, я объяснял как и что – последовательность записи, что сперва пишем гитару с барабанами, потом накладываем бас и клавиши, эту технологию сейчас рассказывать смешно: чтобы звучал каждый предмет установки нужно соответствующее количество микрофонов. Друзья надарили нам с десяток бытовых, прилагаемых к и магнитофонам микрофонов типа МД200, от которых я отрезал штекера и скручивал их параллельно все – земли к земле и сигналы вместе, и вот уже эта конструкция подключалась в микрофонный вход магнитофона толстой бородой. Без пульта установить оптимальную громкость каждого предмета помогал выбор расстояния от микрофона до барабана. Мы писали кусок, затем слушали что получалось, и расстоянием до источника звука мы добивались баланса между инструментами. В общем – каменный век уже на “то” время. Кромешная нищета в плане оборудования заставляла нас работать головой и ставить эксперименты в таких случаях, на которых нормальные люди в больших городах даже и не заморачивались. Для меня это было настолько просто, обыденно и элементарно, что я сидел и не понимал, почему “Аквариум” смотрел на меня десятком пар круглых от удивления глаз.
Саша Ляпин особенно прицепился к песне “Юный Натуралист”, она основана на гитарном ходе, который проходит по всей песне и на фоне которого лежит текст, ход довольно замысловатый, он не сложный, но Ляпин уже тогда был выдающимся, признанным гитаристом, для него не было невозможных партий, но тут он подбирает мою, сидел, сидел, первую половину играет, а вторую половину не может, не получается у него, все что-то не то. Спрашивает – “как вот это-то сыграно”, – я беру гитару, показываю, он снова пробует и у него опять не получается. Женька Губерман спросил “а какие у вас пластики, какой фирмы ударная установка?…” -“Да какой в жопу фирмы”, – говорю, я и слов-то таких не знал, – “Какая была в Доме Культуры, написано фабрика имени Энгельса… на заводе Красная Кузница какие еще могут быть фирмы… железо советское, которое гнётся от каждого удара как будто из пластилина сделано… а пластики какие были, такие и стояли, наши родные… почему гитара “Урал”… этот вопрос тоже для меня не понятен. А какая еще может быть у меня еще гитара, я, конечно же, видел на пластинках западных групп гитары Gibson, всякий Fender и прочее, но для нас то это было где-то за пределами досягаемости, в другой вселенной, бас-гитару я сделал сам, клавиши ФАЭМИ, тогда продавалась фигня такая, одноголосая… и прибалтийская такая штуковина – электропиано “МИКИ”, сделанное из полированного ДСП, из чего делали шкафы и тумбочки. Пара усилителей и десять бытовых микрофонов. И всё, не было у нас ничего, кроме твердой уверенности в правоте нашего дела, что собственно, нами и двигало. Так я и рассказал нашим ленинградским друзьям, на что Андрей Тропилло сказал, что верится с трудом, однако запись была, её еще раз прослушали, анализировали, по ходу задавая вопросы. В нынешнее время то альбом тот звучит смешно, однако в 1982 году в городе Архангельске он звучал отнюдь даже не смешно и совершенно не по-детски.
Пока мы разбирали наши технологии, обстановка резко потеплела, народ успел хорошо употребить, все подобрели, порозовели, все говорили практически одновременно друг с другом, звякали стаканы, лился рекой портвейн и водка, самые такие демократические напитки всех времён и народов, никто уже не замечал, что за окном суровая северная зима, какая-то закуска была. Тут кто-то обратил внимание, что я так ничего и не выпил, а надо сказать, хотите верьте, хотите нет, я ведь тогда не употреблял спиртных напитков, пришел из армии, двадцати годков от роду, альбом записали первый, мы ведь тогда не пили. Кто-то обратил внимание “А почему Сергей ничего не пьет?” Тут я сказал, простите, я не пренебрегаю, просто не пью, вот соку бы выпил какого, или лимонаду. Все переглянулись, непонятно, как это, рок-н-рольный музыкант, не пьет. Девушка, которая приехала с Ляпиным, может жена, а может и нет, она наклонилась ко мне и шёпотом, так участливо спрашивает: