Спустя несколько дней в очередную рабочую смену мне на пост позвонили из заводоуправления:
– Богаев! Срочно в отдел кадров.
Я, будучи дежурным электриком по заводу, подумал, что нужно что-то починить и, взяв инструмент, направился в контору. Захожу, говорю:
– Здравствуйте, я дежурный электрик, что у вас произошло?
За столом сидит начальник отдела кадров и широкими глазами на меня пристально смотрит. Надо сказать, что мы и раньше встречались, он никогда ранее не проявлял ко мне никакого интереса, а тут вылупился так, как если бы я зашел к нему без головы. Он вскочил, весь какой-то бледный, (видимо вспомнил, как подписывал мне кандидатскую рекомендацию) и быстро выпалил:
– Так, садись здесь, обожди – и выскочил из кабинета как пробка из бутылки. Через пару минут в кабинет вошли двое. Их надо было видеть! От одежды до лиц, выражения глаз – как в самых лучших фильмах про шпионов. Они были в темных костюмах с тёмными галстуками и по национальному признаку, идущего впереди, я все понял. Знакомые музыканты – студенты меня уже предупреждали, что есть в комитете государственной безопасности такой персонаж, как майор Ваучейский и капитан Кочегаров. Ваучейский был ненцем. Не путать с немцем, Ваучейский был ярким представителем населения северных районов. Студентов проще всего было прижимать к ногтю – они панически боялись отчисления и как следствие того, попадания в ряды вооруженных сил. Они никогда не рассказывали подробностей, единственно, что просачивалось сквозь их напуганный рассказ это то, что разговаривал с ними чукча из органов. Поэтому я сразу понял, кто ко мне пришел.
– Здравствуйте, – я начал первый, – товарищ Ваучейский? На лице его промелькнула тень смущения – понятно, он не ожидал.
– Откуда ты знаешь мою фамилию? – недоуменно спросил он.
– Да кто же вас не знает, – я пытался шутить, но майора это только разозлило. Прошли, сели – ненец на место начальника отдела кадров и рукой указал мне сесть справа, а капитан Кочегаров сел сбоку, впился в меня своим взглядом аки клещ, чтобы наблюдать мои реакции на вопросы старшего.
До меня уже дошел смысл странного выражения и цвета лица начальника отдела кадров, представляли, что они пришли и ему сказали, он, наверное, подумал, что поймали диверсанта-шпиона на его закрытом предприятии… Два с половиной часа эти работники государственной безопасности могущественного государства планеты, меня, можно сказать пацана 22-х лет стали упорно, сперва потихоньку и так, по нарастающей, нагнетая и нагнетая, стали принуждать подписать бумажку.
– Мы не будем долго рассусоливать, вот бери – пиши: я, Сергей Богаев, обязуюсь впредь песни собственного сочинения не производить и не распространять. Дата и подпись… Я на них посмотрел, на чистый лист и возмутился:
– Вы что, серьёзно? Как я могу такое обязательство написать, а вдруг у меня сочинится песня, я же не могу противодействовать, если песня придет в голову, то я её обязательно сочиню, что тогда? На что мне было сказано:
– Ты тут давай, дурака не валяй, всё очень серьезно, всё настолько серьезно, что ты видимо в силу своей тупости наверное не понимаешь, на сколько серьезно, поэтому так вот и говоришь, поэтому просто давай, поменьше болтай, бери ручку и пиши то, что тебе сказано.
Я отказался, говорю, нет, я не буду такое подписывать, вы хотя бы мне объясните, чем, с какой стороны я смог заинтересовать такую организацию, как ваша?
Они переглянулись, – ну, что ж, сейчас мы тебе покажем и докажем чем ты нас смог заинтересовать. Майор кивнул капитану, и тот достал из папочки стопку листов, это были распечатки всех наших текстов.
– Ты, вообще, в школе-то учился, слышал такое сочетание слов, как антисоветская агитация и пропаганда?
– Да, я знаю, что это такое, но какое значение это может быть применительно ко мне?
– Вот сейчас мы тебе и покажем, – и начинают мне зачитывать тексты моих песен. Это было удивительно: бывает, человек перепил, и мозги его заплывают и он мелет всякую чушь, но тут, в здравом уме, представители комитета государственной безопасности, это вам не пуп царапать, начинают нести такой бред:
– То, что вы поете можно понимать и так и так, вот вы имеете ввиду одно – вам 22 года, а другому 14! Он по-другому поймет. Вот сейчас я тебе покажу, берет в руки текст.