Выбрать главу

Кинчев знал, что фестиваль проходит на нашей родной базе, и попросил меня показать ему легендарную поморскую студию. Зайдя туда и увидев, на чем мы репетируем и пишемся, спросил, неужели я смогу теперь работать в каких-то иных, менее приспособленных условиях, чем многоканалка у Тропилло. Кинчев испугался, увидев два враскаряку торчащих Тембра и пульт, спросил: “это” играет? Я напомнил ему, что на “этом” у Вишни “Кино” и еще куча всего преспокойно писалось и ни чуточки не стёрлось до сих пор. И вообще, альбом мы, конечно же, запишем у Тропилло, но разве в том дело?

В Архангельске было много различных рок-групп и ни одна из них не состояла в дружбе с Андреем Тропилло. Стояла задача развить это движение, усилить его и углубить. И студию мы построили не просто для себя, что б не прерывать процесс звукозаписи и делать заметки на будущее… конечно, в процессе работы в студии совершенствуешься, набираешь опыт. С большим энтузиазмом я записывал в нашей студии местные коллективы. Мне хотелось, чтобы помимо нашей музыки появлялась еще и другая сторона медали, запечатлеть для истории как можно больше хороших групп, и я записывал отнюдь не только тяжелый рок. На этих ржавых магнитофонах было записано много разных альбомов, которые, при желании можно даже сегодня купить в Архангельске. “Сцена”, “Аутодафе”, “Святая Луиза”, “Блюз-инспектор”, а также сильной металлической группы “Тор”, во главе с Александром Коптевым, которая произвела впечатление на питерских музыкантов своей мощью и виртуозной техникой исполнения, коей не мог похвастаться никто, даже в Северной столице.

Ныне же Шура. Коптев – отец Александр,  главный поп города Онега. И остальные музыканты там были… ух! Их бас-гитариста Андрея Зубрикова мы звали не иначе, как “Кудесник”, потому что финты, которые он выделывал на басу, были неподвластны простым смертным. Барабанщик – Александр Харев – считался лучшим в городе. Он и по сей день в строю, играет на ударных в группе “Blind Vandal”, записавшей последний свой альбом на студии ДДТ. Много мы тогда записали, я назвал самые удачные примеры, но главное – шел процесс, и мы работали…

«Лауреаты», на

Событие получило хорошую прессу:

“Весенний фестиваль был тщательно подготовлен и прошел с большой помпой, явившись новым мощным этапом возрождения. Участие уже ставшей знаменитой «Алисы» и первое в истории выступление «Облачного Края» – это был пусть маленький, провинциальный, но фурор. Групп было очень много. Поиграть дали всем, и картина получилась полной. Попсовики в своем наивном профессионализме были так смешны, что повыступав годик, больше никогда не примешивались к рокерам. С этих дней базой рок-клуба стала «Красная Кузница».

В целом, значение рок-фестиваля для Архангельска трудно переоценить. Молодежь, воодушевлённая нашим первым мероприятием, вооружилась гитарами, и сразу же появилось много новых коллективов, из числа тех самых зрителей. Мероприятие послужило огромным стимулом для юных дарований – рок в Архангельске крепко встал на ноги. Нас уже ни откуда не выгоняли, ничего не отнимали, однако и не давали тоже особо ничего.

А нам понравилось выступать! Очень хотелось еще. И Косте понравился наш прием. В ответ на наше приглашение группы “Алиса” в Архангельск, ленинградский рок-клуб совместно с клубом “Фонограф” в ЛДМ пригласили нас и “Аутодафе” сыграть концерт с “Алисой” в Ленинграде. Всем миром сажали ребят на самолет, вспоминая портвейн у директора, про свитер и, конечно же, ментов,  с которыми у Кинчева уже складывались нелёгкие отношения…

ГЛАВА 8: «ПОХОД ЗА БУХЛОМ»

Рауткин, Лысковский, Богаев

Олег Рауткин с семьей проживал на Украине и периодически их навещал. Каждый раз мы отмечали это дело, устраивая соответствующие проводы. По возвращении, мы готовили соответствующие встречи. Было такое чувство, что в очередной раз он поедет и не вернется. Ну, мало ли… не то, что могло с ним что-то случиться, а просто останется там, поддавшись на уговоры, типа: “Хватит тебе, сынушка, уже болтаться, пора бы остепениться…”.

В начале января 1988 года, очередной раз уехав, задержался надолго, и больше двух недель его не было, и зародилось у нас в коллективе нешуточное чувство тревоги за нашу судьбу. Олег вернулся под конец месяца, и мы собрались на квартире Димы Леонтьева, благо тогда он был молодой-холостой-неженатый, и его двухкомнатная квартира уже была переделана под студию: в маленькой, слегка заглушённой комнате, была  барабанная, в большой – аппаратная, функционально совмещённая с гостиной. Гостевой зал-салон, одна из стен которого была занята аппаратурой.