Утром просыпаюсь – нет обоих Кость. И куртки моей, кожаной, тоже нет. Скорбное предчувствие сдавило сердце мерзкой, слизистой, пупырчатой жабой: «Деньги!» – подумал я, но хули думать тут, на самом деле… их не было, и всё…
Проводница рассказала нам, как сняли с поезда наших товарищей за то, что приставали к пассажирам в нетрезвом состоянии, и что нас спасло лишь то, что мы спали. Мысль, что стражи порядка будили нас, тихих и спящих, чтобы отвезти в вытрезвитель, вызвала чувство стыда и брезгливости за свою родную страну, в которой менты имеют право зайти в оплаченное купе, теребить спящих пассажиров, чтобы разбудить их, и доставить в вытрезвитель. Если бы в тот момент я допетрил, кто украл мою куртку – я бы задушил эту суку-проводницу. Вместо этого я взял у неё чай и вернулся в купе. Подумалось, может Костя одел мою новенькую куртку, ибо его – старая и замызганная – висела на месте. Теша себя надеждой, доехали до Архангельска.
Выхожу… в одной футболке. Так получилось, что свитер я оставил в студии. А на дворе – февральские морозы, полярный круг, все дела. В одной руке сумка, в другой – гитара, пошел на стоянку такси. – «Ты что, с Крыма?» – «Бери выше – Эфиопия…»
Спустя пару дней оба Кости вернулись домой, так же в одних футболках. Куртки они свои благополучно выцепили у проводников нашего вагона, однако моя, дорогая и полная денег, документов и японских аудиокассет, канула в лету. Сдается мне, что взяли куртку правоохранительные органы, не добудившись нас, в качестве компенсации за тщетный труд они взяли наши деньги и поделили… Больно так думать, но что же можно еще себе представить? Проводница клятвенно заверила нас, что в течение всей ночи она секла поляну, и никто, кроме вызванных ею ментов, в наше купе не заходил.
Было там ни много ни мало – триста тысяч рублей. Не понимал я тогда, что по нам зазывно звенит страшный колокол судьбы: нужно было завязывать с пьянками в дороге, да и вообще по жизни столько разных есть моментов… только звона я того так и не услышал.
ГЛАВА 12, ЧАСТЬ 1: ОЛЬГА ПЕРШИНА
В 1993 в студии всё чаще и чаще стала появляться Ольга Першина, легендарная барышня из самого сердца рок-н-рольной мельпомены Ленинграда, к тому времени уже опять Петербурга, как в Петровские времена. Першина – подданная Великобритании, сумела сохранить и российское гражданство. В конце 80-х годов, устав от советской действительности она эмигрировала, выйдя замуж за англичанина по фамилии Перри. Соответственно, она превратилась в Ольгу Перри. Будучи подругой бурной юности Андрея Тропилло, решила воплотить в магнитозаписи своё творчество, с последующим изданием для России.
Ольга Першина
Я её знал по альбому Аквариума “Треугольник” (Крюкообразность – мой девиз), и по серии песен БГ “Бублик-альбом”, в который вошли все песни об Иннокентии, Полтораки и юной деве. В Лондоне у Першиной было шикарное жильё: её сосед играл на бас-гитаре в группе Pink Floyd – тот самый, что пришел на смену Роджеру Уотерсу. Ольга хотела записать альбом в Лондоне, так кто ж ей даст-то, нахаляву, в Лондоне записать альбом… никто не даст. А на Родине – там Тропилло есть. И уж не знаю, чем Ольга замотивировала Андрея, оказалась она в моих руках…
Немного расскажу о кадровой обстановке в студии АНТРОП в те времена. Основным оператором, уже довольно-таки опытным служил Стас Веденин. Племянник Андрея – его ученик и преемник Ясин Тропилло тоже работал в студии, но в те времена больше предавался концертной деятельности. Он постоянно работал с такими коллективами, как «Ноль», «Колибри» и «Два Самолёта». Для студийной работы времени у него уже не хватало. Андрей пригласил на работу еще двух операторов, начинающих на этом поприще: Виктора Ильина и Сергея Смородинского. Таким образом, трудились трое, не считая меня, потому что я, в основном, своим творчеством занимался. Основная нагрузка по записи Першиной легла именно на них.
Жизнь в Лондоне весьма сильно повлияла на характер миссис Перри: она привезла с собой огромный багаж знаний о том, какой должна быть настоящая студия и какими качествами обязаны быть наделёны операторы, работающие в студии. Ольга была ужасно капризной, ей не нравилось абсолютно всё: что бы ни делал оператор – постоянно вызывал у нее раздражение, и с каждым часом она предъявляла всё больше и больше претензий, и конца-края им не было. Что ж поделать: высокой европейской культуре – высокую европейскую требовательность, будь она неладна…