Кассир Лора был для него человек новый, она сразу стала для него объектом повышенного внимания. Курёхин принялся задавать ей всякие вопросы, она огрызалась, он ей советовал не нервничать, всё-таки это финансы, дело такое… Однако Лоре было совсем не до шуток – предстояла первая в её жизни выдача зарплаты, а тут что-то не сходится, и Курёхин теребит её совсем некстати. Предложил ей попить водички – налил из графинчика. Тут чаша терпения переполнилась, Лора подняла на Сергея, исполненный гнева, взор:
А. Тропилло. Ирландия, 1991г
– Молодой человек, – тяжело выдохнув, молвила она, – не могли бы вы заткнуться и помолчать, а?
– Ну что вы, что вы, я, конечно же, вас понимаю, и обязательно заткнусь и буду молчать, но девушка, вы поймите, разве можно употреблять такие грубые выражения, находясь в таком месте, да еще и в адрес таких людей…
Сергея куражило неподецки: он уже вошел в ироническое пике, из которого самому уже было трудно вырваться. Курёхин глядел на Лору с обескураживающей улыбкой, что вконец вывело ту из себя. Она подняла на него тяжелый взор:
– Ну как похож на Курёхина, как похож… однако у того взгляд умный, тот воспитанный, благородный – с вами не сравнить.
– Так-то и не сравнить… – Сергей нахмурил лоб.
– Вы хам, быдло пивточечное. Вы даже имя Его не можете произносить, слыш ты, тоже…
Сергей Курехин
Разошлась Лора не на шутку. Курёхин был у неё самым любимым персонажем: она была на всех его концертах, хранила пластинки, имела все записи. Даже и предположить Лора не могла, что перед ней стоит самый настоящий Сергей Курёхин и глумится над ней:
– Да-да, меня часто с ним путают, и я даже что-то слышал о нем, – Сергей обернулся к нам, держа указательный палец у рта, – только я бы еще поспорил, у кого осмысленней взгляд – у меня, или у него. Подошел к Лоре, навис над её столом с ведомостями и приподнял очки.
– Слыш, вали отсюда! Убери свои грязные лапы. Пошёл отсюда вон! А то я за себя не ручаюсь, – взвизгнула Лора.
– Ну ладно, – ретировался Сергей, – раз такое дело – Тропилло я не дождусь, на встречу уже опаздываю, пойду себе машину ловить. Он кивнул нам с Викой и попрощался с Лорой.
– Глаза б мои тебя не видели, – устало выдохнула Лора, – ушел, наконец… офис находился прямо на Лиговском, и наше большое витринное окно выходило как раз на проспект. Лора грустно смотрела на Сергея:
Кинчев и Шевчук
– Как всё-таки в жизни бывает. Ну, вылитый Курёхин.
Наконец мы с Викой не выдержали и сказали ей, кто это. Шок был такой силы, что Лора заплакала.
– Догони его, Сергей, верни его, – умоляла меня девушка.
– Ну а что сама-то ты, Лора, не побежишь, не догонишь его, не бросишься ему на запястье, что ты сама-то не можешь? – я уже начал негодовать.
Лора стояла как вкопанная. Не сойти было ей с места, она глядела в окно и не дышала. Но тут Сергей поймал тачку, обернулся на наше окно и увидел раскрасневшееся лицо кассирши: она смотрела на него мокрыми, но преданными глазами. Сергей помахал нам рукой, улыбнулся Лоре и скрылся в машине.
Что поделать, своих героев нужно знать в лицо, как, впрочем, и антигероев. Жизнь сталкивает нас, порой, с жестокой бездуховностью, истинными врагами, прячущимися за масками друзей. И нас не обошла такая судьба: шваркнули нас, аж на три альбома, причем лучшие альбомы оказались в нечистоплотных руках… но, обо всём – по порядку.
ГЛАВА 14: НАХРЕНА НАМ ЗАПАД
Студия. фото Сергея Богаева
Жизнь в студии наполовину состоит из плюсов, а наполовину из минусов. Хорошо, что в студии ты всегда на рабочем месте, можно всегда поработать. Но это и хреново, потому что приходится пребывать там и во время записи других, когда не работаешь, а просто маринуешь себе уши и тренируешь нервы. Хорошо, когда музыканты оставляют на ночь свои музыкальные инструменты – ведь не будешь таскаться по городу с кейсом, если завтра опять его везти в студию. Этим я частенько пользовался, потому что своего инструмента, окромя пассатижей, как не было, так и нет. Плохо, когда заканчиваешь свою смену, а идти тебе некуда и отдохнуть тоже негде; некуда приткнуться – везде звучит эта враждебная, чужая музыка. Она проникает во все щели, и нет от неё спасения. Временами я пытался съезжать в съёмные квартиры, но тут начинается новый геморрой: то денег нет на дорогу, то их настолько мало, что хватает только на портвейн. Самый дешёвый портвейн стоит двадцать семь рублей (в ценах 2008 года – SR), а метро с маршруткой туда и обратно – семьдесят два. Двадцать семь настрелять по округе проще, чем семьдесят два. Поэтому, проживая в съёмных квартирах, я имел доступа к студии несоизмеримо меньше. Часто бывают отмены, и я все их занимал под себя, будучи на рабочем месте постоянно.