«Константиновский» отрезок владимирской летописи 1205–1207 гг. по своей конструкции очень напоминает «Слово Даниила Заточника»: каждую жизненную ситуацию автор сопровождает тематическим подбором цитат из церковных книг, предпочитая краткие, образные афоризмы, примеры которых приведены выше.
Насыщенность летописного текста цитатами в некоторых разделах близка к тем подборам цитат и притч, которые мы видим у Даниила, когда на одну конкретную тему приводится несколько изречений.
Некоторые темы в летописи и у Даниила одинаковы. Такова тема о милостыне; она доминирует в «Слове» Даниила и явно ощутима в указанных разделах летописи. Описывая отъезд князя Константина в Новгород, наш автор без особой надобности говорит о том, что князь щедр «паче же и на милостыню». Далее следует приведенная выше подборка из шести цитат на тему о щедрости, завершающаяся цитатой из Соломона: «Милостынею и верою очищаются греси». Одинаковы и некоторые образы, не встречающиеся за пределами сопоставляемых нами произведений: «Богат возглаголеть — вси молчат и вознесут слово его до облак» (Даниил); «И быстьговор велик, акы до небеси от множества людей, от радости великия…» (летопись 1205 г.). Даниил желает Ярославу Владимировичу: «Господи, дай же князю нашему… мудрость Соломоню и хитрость Давидову…» Летописец говорит то же самое о Константине: «Дасть бо господь смысл и премудрость Соломону, такоже и Константину много зело…» Конечно, такие литературные штампы не решают вопроса, но, учитывая их крайнюю редкость в летописи, мы отмечаем них вместе с другими чертами близости.
Допуская, что Даниил Заточник после своей убедительной челобитной попал ко двору Ярослава Владимировича, сопутствовал ему в Новгород, вместе с ним уехал на юг, где продолжал свою летописную работу, а затем опять возвратился в Суздальщину, мы легко поймем, что два таких книжника, как Даниил и Константин, должны были здесь найти друг друга. Летописец вел не частные записки узколокальнопо характера, а хронику больших княжеских дел, в которой обрисовывались события от Карпат до Средней Волги, от Новгорода до Половецкой степи. Он был, следовательно, заметным, может быть, даже известным человеком при дворе Всеволода. Если верно допущение, что его интерес к посольским делам объясняется его участием в них, то известность становится почти обязательной. Трудно сказать, когда его личное обращение к Ярославу стало достоянием читающей (и слушающей) публики, но мы знаем, что уже вскоре появился подражатель, облачившийся в ризу премудрых словес Даниила.
Константин, очевидно, тоже выделялся на фоне «большого гнезда» северо-восточных князей. Старший сын Всеволода, по всей вероятности, унаследовал склонность к книжной мудрости от своих ученых стрыев — Андрея Боголюбского и Михаила Юрьевича: «Константин… всех умудряя телесными и духовными беседами; часто бо чтяше книги с прилежаньем и творяше все по писаному, не въздая зла за зло. Сего по праву одарован бе бог кротостью Давыдовою, мудростью Соломонею, исполнь сы апостолскаго правоверья». Эту летописную характеристику дополняют и расширяют те недошедшие до нас материалы, которые скопировал В.Н. Татищев: Константин «великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам. Того ради имел при себе людей ученых, многие древние книги греческие ценою высокою купил и велел переводить на русский язык. Многие дела древних князей собрал и сам писал, також и другие с ним трудилися. Он имел одних греческих книг более 1000, которые частию покупал, частию патриархи, ведая его любомудрие, в дар присылали сего ради. Был кроток, богобоязнен, все разговоры его словесы книжными и учении полезными исполнены были…»[247]
Сопоставление «Слова Даниила Заточника» с летописью закончено. Оно велось в двух направлениях: во-первых, это было обращением к летописи как к источнику фактической истории, а во-вторых — рассмотрением летописных сводов XII–XIII вв. как совокупности историко-литературных произведений, созданных современниками Даниила.
На первом пути пристальное внимание ко всему комплексу летописных биографических сведений об адресате «Слова» — князе Ярославе Владимировиче — позволило соотнести их с биографическими чертами самого автора «Слова» и определить (разумеется, предположительно) точную дату и исторические условия написания челобитной Даниилом — 1197 г.
247