«Конструктивный» стиль получил продолжение и развитие при сыне Мстислава Изяславе. Его летопись за 1150–1154 гг. изобилует конструкциями из стен; появилась даже изощренная форма крестообразного в плане сооружения (л. 194 о. н.; 198 о. н. и др.). Этот стиль сразу же исчезает при вокняжении в Киеве Юрия Долгорукого. С появлением Юрия в миниатюры вводится новый, так сказать, «белокаменный» стиль, вероятно, соответствовавший размаху белокаменного строительства на северо-востоке. Появляются большие башни с зубцами. Они сопровождают самые ранние фрагменты летописания Юрия (1149–1150 гг.) и продолжают существовать до конца эпохи Андрея. Любопытны некоторые ретроспекции. Подобной башней украшена миниатюра 1094 г., посвященная погребению владимирского епископа Стефана (л. 130 в.). Владимиро-суздальский рисовальщик конца XII в., вероятно, ввел дополнительную миниатюру, думая, что скончался епископ его города; Стефан же был епископом Владимира Волынского.
Особый раздел составляет аксонометрическая архитектура с некоторыми готическими чертами. Корреляция этого стиля с рыцарским доспехом XV в., с пушками и свободной экспрессивной композицией позволяет считать этот стиль признаком дополнительного введения тех сюжетов или целых кусков летописания, которые сводчиками 1212 г. были оставлены без иллюстрирования и выполнялись художниками XV в. Таких миниатюр 25 на пространстве от 1152 г. до конца рукописи. В споре о месте изготовления копии XV в. миниатюры явно показывают неприемлемость Новгорода[304]. Наибольшее количество доводов приходится в пользу Смоленска, как это полагал в свое время А.А. Шахматов по данным языка. Доводы эти таковы: во-первых, особая миниатюра (л. 4 о.), обозначенная надписью «Град Смоленескъ». Исходные два рисунка выражали иную тему (см. выше), но художник сам захотел придать рисунку такой смысл, поставив Смоленск в ряд с Новгородом и Киевом. Во-вторых, неясна по происхождению миниатюра (л. 212 о. в.), где слуги бьют дубиной князя Всеволода Юрьевича; хозяином положения в 1174 г. был смоленский князь Давыд Ростиславич, и только с позиций смолянина XV в, эта миниатюра может быть понята правильно. Возможно, что с этих же позиций изготовлена еще одна миниатюра, отклоняющаяся от общей линии (л. 239 о.) — полочане дают дары тому же Давыду Ростиславичу Смоленскому в 1185 г. Композиция вольная, позволяющая считать автором ее художника XV в. Миниатюра говорит в пользу Смоленска значительно больше, чем текст на листе 239: летописец сообщает, что, узнав о походе Смоленского князя, полочане встретили его «на межах с поклоны и со честью и даша дары многи и уладишася». На рисунке же полочане подносят не только дары, но и княжескую шапку, изъявляя тем вассальную покорность Смоленску. Важным документом в пользу смоленского происхождения сохранившейся до наших дней рукописи Радзивиловской летописи является изображение каменной ротонды при описании пребывания Юрия Долгорукого в 1154 г. в Смоленске (рис. 66).
Рис. 66. 1154 г. Юрий Долгорукий в Смоленске. Художник изобразил ротонду, построенную только на рубеже XII и XIII вв. Рисунок принадлежит смоленским художникам конца XV в.
Такая ротонда в Смоленске обнаружена при раскопках. Д.А. Авдусин датирует ее рубежом XII и XIII вв., т. е. временем более поздним, чем иллюстрируемое событие. Мало вероятно, чтобы эту зарисовку с натуры произвели сводчики 1206 г. Еще один довод (косвенный): большое количество западных элементов копии XV в. не противоречит смоленскому происхождению ее, так как Смоленск входил тогда в состав Польско-Литовского государства.
304