е) Граффито № 2 — Писал
После этих сопоставлений можно с достаточной степенью уверенности говорить о собственноручной надписи боярина Ставра Гордятича, сделанной им в соборе, возможно, в 1118 г.; для точной датировки у нас нет данных. Боярин писал убористо, твердо, с индивидуальными особенностями (буква «Б» с выступающей влево верхней перекладиной), обнаруживая давнюю привычку к письму. Ставру, как и Владимиру Мономаху, было, вероятно, к 1118 г. далеко за 60 лет. Неизвестный киянин, удостоверивший автограф, писал небрежно, быстро, размашисто, но самый факт такого внимания к записи Ставра свидетельствует о повышенном интересе к этому опальному боярину.
В беглом обзоре русского эпиграфического материала были рассмотрены далеко не все его категории, но даже частичные извлечения показывают, что русская эпиграфика обладает разносторонними историческими источниками[71].
Задачи дальнейшего изучения сводятся к следующему:
а) научная разработка «эпиграфической палеографии» на основе датированных памятников;
б) приведение в систему и датировка массового материала;
в) продолжение систематических расчисток граффити во всех древнерусских городах и публикация корпуса надписей;
г) сравнительное изучение лингвистами и историками всех памятников, писанных кириллицей и глаголицей, с учетом болгарских и сербских материалов;
д) использование данных эпиграфики в общеисторических работах и в работах по истории культуры, языка и быта.
Опубликовано: История, фольклор и искусство славянских народов. Докл. советской делегации на V международном съезде славистов. София, сентябрь 1963. — М., 1963.
Запись о смерти Ярослава Мудрого
Среди древних граффити Софийского собора в Киеве, обнаруженных за последнее время С.А. Высоцким, особый интерес представляет надпись (№ 2) о событии 1054 г. (рис. 8). Ознакомление с надписью на месте позволяет сделать несколько выводов.
Рис. 8. Запись о смерти «цесаря нашего» (Ярослава Мудрого). Киев. Софийский собор. 20 февраля 1054 г.
Палеографически надпись очень близка к Остромирову евангелию 1056–1057 гг.
Надпись состоит из девяти коротких строк; конец ее определен горизонтальной чертой. Строки 7-я и 8-я, к сожалению, не читаются — там сохранились только следы отдельных букв.
Писавший несколько раз ошибался, зачеркивал ошибки и писал вновь. Так, в конце 1-й строки зачеркнуты буквы и вместо них в начале следующей строки написано . Слово «февраль» написано через «ѣ»; в слове «нашего» пропущен второй гласный звук. В конце пятой строки неясно написана буква «С», начата и недописана буква «К»; обе буквы повторены в начале следующей строки. В 6-й строке зачеркнут «Ь» и вместо него поставлено «Е».
Надпись начинается датой: . Знак единиц, хотя и приподнят над строкой, но, несомненно, относится к этому числу, так как вокруг даты нет других надписей. Следовательно, год — 6562=1054.
Надпись читается так:
Написание (февраль) характерно для XI–XII вв. Не ранее XII в. появляется более близкая нам форма «февраль» (Псковская 1-я летопись 1138 г.).
Слово обычно писалось как [72].
Писавший надпись пропустил предпоследнее и, а начальное заменил на , что подтверждает датировку надписи XI в., когда под влиянием болгарской письменности злоупотребляли «юсом».
Слово «успение» применялось обычно для обозначения смерти богородицы или святых. Помещенное под титлом слово можно раскрыть двояко: «царя» или «цесаря». Оба эти варианта применялись в XI в., и оба они в сокращении под титлом выглядели одинаково. Расшифровка надписи:
«В (лето) 6562 месяца февраля 20-го успение царя нашего…»
Чью смерть отметила эта запись? Кого назвал своим царем киевлянин XI в., и к кому применил он торжественное слово «успение»?
В 6562 г. (по мартовскому счету) скончался цесарь Византии Константин IX Мономах, и под этим же 6562 г. русская летопись отметила смерть великого князя киевского Ярослава Владимировича. Как предполагал в свое время М.Д. Приселков, Ярослав Мудрый принял около 1037 г. императорский титул[73], а, следовательно, наименование царя могло в равной мере относиться к обоим монархам.
71
В этот обзор не вместились надписи на змеевиках, энколпионах, ковчегах, надписи на придорожных крестах и пограничных камнях (по Зап. Двине) и ряд других важных разделов эпиграфики. Не включены сюда и надписи на монетах и печатях, которые, хотя бы с точки зрения написания букв, должны входить в эпиграфику.
Хронологические ограничения сказались в том, что материал XIV в. автор затронул лишь в очень малой степени, хотя он представляет не меньший интерес, чем более ранний. Все это объясняется тем, что автор поставил задачу остановиться на общих вопросах о месте и роли эпиграфики в системе источниковедения, а не давать исчерпывающую характеристику материала.
72