Автор «Моления» в отличие от Даниила не просто интересуется княжеской щедростью, но и стремится утвердить и обосновать принцип княжеской власти: князь — кормчий своей земли; он — основа государства; его слово, как рык льва, царя зверей; князь грозен «множеством вой»; к его двору со всех сторон стекаются люди в поисках чести и милости.
Автор «Моления» знаком с иноземными обычаями и пишет о том, что даже гимнасты и гладиаторы имеют честь и милость у королей и салтанов. Был ли он сам в далеких землях или знал о них понаслышке, мы определить не можем, но он со знанием дела говорит о скачках на ипподроме, о планирующих полетах на шелковых крыльях, о прыжках с конем в море «со брега высока… за честь и милость короля» (LXXV)[213].
Еще одной отличительной чертой этого писателя является его отрицательное отношение к монашеству и церкви. Мы уже познакомились выше с его порицанием «похабного обычая» «ласкосердых псов» — монахов.
Язык «Моления» существенно отличается от языка «Слова» Даниила в сторону большего упрощения, демократизации и устранения книжных архаизмов, которыми любил щеголять Даниил. Дополнения второго автора сделаны умело; они не диссонируют с первичным текстом, а лишь расширяют его стилизованными под него новыми афоризмами, почерпнутыми главным образом не из книг, а из живой народной речи.
Автору «Моления» нельзя отказать в талантливости. И хотя он, скромничая, сказал о себе, что он всего лишь в премудрых ризу облачился, его собственный текст иногда поднимается до больших поэтических высот, заставляя вспомнить очень близкое по времени «Слово о погибели земли Русской».
Отделив псевдо-Даниила, «облачившегося в ризу премудрых», от его предшественника и образца Даниила Заточника, попытаемся определить дату «Слова» и облик его автора.
Косвенным доказательством реального существования Даниила Заточника является упоминание его имени в летописи в связи со ссылкой на озеро Лаче еще одного «заточника» в XIV в. Впрочем, надо отметить, что многие исследователи считают эту заметку результатом чисто литературного воздействия.
После битвы на Воже 1378 г. среди ордынских пленников оказался поп, духовник московского боярина И.В. Вельяминова, ехавший из Золотой Орды; «и обретоша у него злых зелей лютых мешок. И испра шавше его и много истязавше, рассудивше, послаша его на заточение на Лаче озеро, идеже бе Данило Заточеник»[214].
Предпримем попытку уточнения даты написания «Слова Даниила Заточеника, еже написа своему князю Ярославу Володимеровичу». Главными хронологическими ориентирами для нас будут князь Ярослав Владимирович и детали его летописной биографии, соотнесенные со «Словом Даниила Заточника».
Ярослав Владимирович известен летописям на протяжении почти четверти столетия (1182–1205 гг.). Из этого срока мы должны исключить темные для нас годы его пребывания на юге, так как география «Слова» всеми исследователями справедливо рассматривается как Владимиро-Суздальская с добавлением Новгорода.
Мы должны, так же как и в предыдущем случае, при определении даты «Моления», исключить те годы, когда Ярослав не был связан с Новгородом. В самом деле, в какое нелепое положение поставил бы себя подобострастный челобитчик, если бы он стал напоминать князю Ярославу о Новгороде в промежуток между 1184 и 1187 г., когда новгородцы выгнали его, «негодовахуть… зане много творяше пакости волости новгородьской», и пригласили к себе смоленского княжича. А тут челобитчик как бы поддразнивал еще князя: «и кому ти есть Новъгород, а мне и углы опадали», создавая этим каламбуром контраст между своим старым домом с прогнившими углами и чьим-то новым городом. По этой же причине мы должны исключить 1196 г., который князь провел не по своей воле не в Новгороде, а в Торжке. Исходя из изложенного принципа, мы можем искать дату написания «Слова Даниила Заточника» в таких интервалах: 1182–1184, 1187–1196, 1197–1199 гг. Наименее вероятен первый срок пребывания Ярослава в Новгороде, так как Даниил пишет: «…ты, княже, многими людми честен и славен по всем странам». Это естественнее всего сказать не молодому князю, только что из полной безвестности попавшему в Новгород, а князю, уже прославившему себя какими-то делами. О деятельности Ярослава в 1182–1184 гг. мы не знаем ничего, кроме того, что он «творил пакости», не сумев, очевидно, умерить своих желаний, оказавшись в богатой земле. Во второе же и третье свое княжение в Новгороде Ярослав совершал походы на Чудь, подчинял Псков, ходил на Полоцк и строил в Новгороде церкви. Приведенную выше фразу Даниила легче отнести к концу княжения, чем к началу.
213
А.И. Лященко, комментируя этот интересный раздел «Моления», указал на венгерские связи (