От князя ему нужно не просто незначительное подаяние — Даниил несколько раз говорит о злате и серебре, раздаваемых княжьим людям, о том, что «мужи злата добудуть, а златом мужей (князю) не добыта» (XXIII). Даниил хочет быть огражденным от разных обид «страхом грозы» княжьей. Возможно, что он много потерял от нарушения его иммунитета княжескими тиунами и рядовичами, и теперь он самому себе советует: «Не имей собе двора близ царева двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею накладен и рядовичи его — аки искры. Агце от огня устережешися, но от искр не можеши устеречися…» (XXVI). Это известное место в «Слове» вовсе не является каким-то антикняжеским выпадом, как его часто хотят представить; здесь явно видна горечь судьбы мелкого землевладельца, разоренного княжескими рядовичами, может быть, без ведома князя. И очень маловероятно, что здесь речь идет о рядовичах того самого князя, к которому так подобострастно обращается наш автор — ведь на озеро Лаче его мог упрятать и Всеволод.
Себя Даниил косвенно причисляет к «мужам», т. е. к привилегированному сословию, дорожащему рыцарской честью: «…мужеви лепше смерть, ниже продолжен живот в нищети» (XI). Возможно, что в свои молодые годы Даниил успел и повоевать, как это приличествует настоящим «мужам»: он знает, что воевать под водительством хорошего князя так же легко, как пасти коней в огражденном загоне; он знает, что «безнарядием полки погибають» «без добра князя» (XXIII). Знаменитая фраза о том, что Даниил не храбр на рати, появится только в «Молении» у псевдо-Даниила, а здесь ее еще нет. Даниил рассуждает точно так же, как дружинные летописцы, считая, что князю или царю «мужи злата добудуть, а златом мужей не добыта» (подразумевается лежащее втуне сокровище).
Даниил был уже ранее знаком с князем Ярославом и пользовался его благорасположением: «Но видих, господине, твое добросердие к собе и притекох к обычней твоей любви…» (VI). Даниил беседовал когда-то с князем Ростиславом (как было предположено выше, родным братом Ярослава) и очень лаконично, без пояснений напоминает об этом Ярославу, что может свидетельствовать об их давнем знакомстве еще в те времена, когда и князь, и юноша-книжник были еще где-то на киевском юге. Больше того, по одному намеку Даниила (XXV) мы можем предполагать, что Даниил оставил отчий дом и последовал за князем: «князь щедр — отец есть слугам многим: мнозии бо оставляють отца и матерь, к нему прибегают». В более позднее время, расставшись с Ярославом, Даниил состоял с ним в переписке, получая письма от князя: «…глас твой сладок и образ твой красен; мед истачають устне твои. И послание твое — аки рай с плодом» (XIX).
Посмотрим, что же, со своей стороны, предлагал Даниил князю Ярославу Владимировичу, от которого он ожидал, в случае успеха своей челобитной, и злата с серебром, и иммунитета — «заборони» от ненасытных рядовичей; и ограждения от всяческих обид «страхом грозы» княжьей. Даниил на протяжении всего своего послания расхваливает себя, прежде всего, как умного человека и красноречивого оратора. Проследим это по всем 66 разделам «Слова»:
I. Первые строки вступления открываются торжественным гимном собственному уму и рассудительности Даниила: «Вострубим яко в златокованные трубы в разум ума своего!..» Дважды говорится здесь о мудрости; себя Даниил называет «смысленным», т. е. рассудительным.
II. Похвалив во вступлении свой разум и рассудительность, Даниил начинает хвалить свою речь и свое ораторское искусство; «Бысть язык мой яко трость книжника скорописца и уветлива уста аки речная быстрость…»
XIII. Даниил описывает преимущества богатства, прежде всего, с точки зрения внимательности людей к речам богатого и бедного. «Богат возглаголеть — вси молчат и вознесут его слово до облак… Их же ризы светлы, тех речь чиста».
XXVII. Автор противопоставляет богатых неразумных людей бедному мудрецу. Нищий мудрец, т. е. сам Даниил, подобен золоту в грязном сосуде, а неразумный богач подобен красивой шелковой наволочке, набитой простой соломой.
XXVIII. «Аз бо… одеянием оскуден есмь, но разумом обилен… Бых мыслию паря, аки орел по воздуху».
XXIX. Для выявления своего ораторского искусства Даниил использует вычурную метафору. Он говорит, что, если поставить глиняный сосуд под поток его языка, «да накаплють ти слажше между словеса уст моих». Добрые словеса не только «сладостью напаяють душу», но и покрывают печалью сердца безумных.