Варвары разграбили богатства, многими годами накопленные в боярских дворах, и склады товаров в домах сурожских купцов, суконников и других торговых людей. Насытившись грабежом и убийством и захватив огромный полон, состоявший преимущественно из здоровых мужчин, молодых женщин и девиц, татары зажгли город и таким образом привели его в окончательное разорение. При этом погибла огромная масса книг и хартий, снесенных в храмы и наваленных там «до стропов» или сводов. «Дотоле, — говорит летописец, — город Москва был велик и люден: он кипел многолюдством и богатством; славой и честью превзошел все грады Русской земли; в нем обитали князья и святители. А в свое время отошла слава его и вся честь в единый час изменилась, когда он был взят и позжен». Однако татары, узнав, что против них уже собираются русские рати, так же воровски ушли, как и пришли.
Когда Димитрий с братом своим Владимиром возвратился в Москву, то проливал горькие слезы, смотря на разрушенную Москву. Везде лежали кучи трупов и стояли обгорелые развалины церквей и домов. Он немедленно принялся созывать из лесов разбежавшихся жителей, возобновлять город и очищать его от трупов; велел давать по рублю за восемьдесят тел людям, занимавшимся погребением их. Роздано было 300 рублей; число погребенных простиралось до 24 000, да кроме того, много народу сгорело во время пожара или потонуло в реке. Если определить число уведенных в неволю москвичей хотя в 25 000, то Москва лишилась в это нашествие до 60 тысяч своего населения. Но органическая сила Москвы была уже так велика, что и эта глубокая рана зажила скоро.
С княжением Димитрия Иоанновича связано было основание в Москве следующих монастырей: Вознесенского, Симонова, Рождественского и церкви Рождества Богородицы, что на Сенях во дворце.
Симонов монастырь был основан на месте одного из сел боярина Степана Кучка племянником преподобного Сергия Феодором. Первоначальный (Старый Симонов) монастырь имел храм Рождества Богородицы, близ Медвежьего или Досиного (впоследствии Лизин пруд) озерка; а когда боярин Симон из рода Головиных пожертвовал землю для монастыря, то он был перенесен на новое место, где построен был храм Успения. Преподобный Сергий много раз останавливался здесь и своими руками выкопал пруд. В Старом Симонове погребены павшие на Дону иноки — витязи Пересвет и Ослябя. Когда Феодор был возведен в архиепископы Ростова Великого, настоятелем монастыря сделался св. Кирилл Белозерский.
Высоко-Петровский монастырь основан в 1380 году. Возвратившись после Куликовской битвы, Димитрий Донской устроил этот монастырь при существовавшей со времен Калиты в селе Высоцком церкви Боголюбской Богоматери. Приписывают Димитрию Донскому основание и монастыря Николы Старого, отчего идущая мимо него улица и соответствующие ей ворота в Кремле были названы Никольскими. Из приходских церквей этому государю принадлежит построение церкви Всех Святых на Кулишках (болото), для поминовения воинов, убитых на Куликовом поле.
Рождественский монастырь на полугоре, под которой протекала речка Неглинная, основан в 1386 году супругой князя Андрея Серпуховского княгиней Марьей Кейстутьевной, матерью Владимира Храброго. Она была погребена здесь. Невестка ее княгиня Елена, в иночестве Евпраксия, дочь Ольгерда Литовского, завещала монастырю вотчины свои и в их числе озерное Косино.
Находящаяся внутри кремлевского дворца церковь Рождества Богородицы построена великой княгиней Евдокией в память Куликовской битвы, происходившей 8 сентября, в день этого праздника. Та же великая княгиня, принявшая иночество под именем Евфросинии, основала и Вознесенский монастырь. Возникший уже после смерти Димитрия Донского, в 1407 году, он был построен на месте княжего терема, откуда, глядя на Замоскворечье, великая княгиня глазами, полными слез, с прощальными причитаньями, провожала своего супруга и русскую рать на Дон. Вознесенский монастырь, вместо Спаса на Бору, сделался усыпальницей для великих княгинь, княжен, цариц и царевен, от времени Евдокии до XVIII столетия. Таковых гробниц здесь 35. При Димитрии умер и погребен у Спаса на Бору св. Стефан Пермский, просветитель зырян.
Правление Димитрия важно для Москвы в деле насаждения и развития различного рода отраслей техники. В это время введено было у нас огнестрельное оружие и заведен был «свой зелейный», или пороховой, завод. Примечательно, что наша столица довольствовалась своими русскими строителями, иконописцами и литейщиками. Чеканка монеты сделала еще шаг вперед. От времени Донского до нас дошел целый ряд монет серебряных (денег) и медных (пуль) с очень разнообразными штемпелями, кои свидетельствуют, что в это время только еще искали эмблемы для московского герба. Здесь мы видим двух мифологических животных, поднявших друг на друга оружие, и изображение казни (вероятно, вышеупомянутого Вельяминова) и даже разных птиц и животных. Надписи на монетах то русские, то арабские, как знак еще несвергнутого монгольского ига.
Образование в Москве поддерживал митрополит св. Киприан, человек «вельми книжный». Он привез к нам много сербских рукописей, сам переводил с греческого Служебник, Псалтырь, Лествицу Иоанна и творения св. Дионисия Ареопагита, составил 9 грамот юридического содержания и положил начало летописному своду по княжениям, так называемой «Степенной книге», написал житие св. Петра митрополита и в четырех посланиях Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому рассказывал обстоятельства своей жизни, важные для истории спора о Русской митрополии. Этот святитель причтен был к лику святых и почивает в Успенском соборе.
Недолго прожил сам великий государь: скончался он еще будучи в цвете (39) лет, хотя от природы отличался он сильным телосложением и цветущим здоровьем. Летописцы особенно хвалят его за умеренность жизни и целомудрие.
Составитель жития Димитрия очень трогательно и поэтично описывает плач по нем супруги его: «увидевши супруга своего мертвым на одре лежащим, — говорит биограф Димитрия, — великая княгиня начала плакать, ударяя руками в грудь свою; огненные слезы лились из очей… Зачем, — воскликнула она, — умер ты, дорогой мой, жизнь моя, зачем оставил меня одну вдовой?.. Куда зашел свет очей моих? Куда скрылось сокровище жизни моей? Цвет мой прекрасный, зачем так рано увял ты? Что же не смотришь на меня, не отвечаешь мне? Рано заходишь, солнце мое, рано скрываешься, прекрасный месяц, рано идешь к западу, звезда моя восточная! Где честь твоя, где власть твоя и слава? Был государем всей Русской земли, а ныне мертв и ничего не имеешь в своем владении! Много примирил стран, много одержал побед, а ныне побежден смертью!.. Юность еще не оставила нас, еще старость не постигла нас!.. Зачем оставил меня и детей своих?.. Крепко уснул царь мой… не могу разбудить тебя!..»
Этот плач художественно рисует задушевный характер этой святой и примечательнейшей женщины древней Руси. Дочь образованного суздальского князя, для которого инок Лаврентий составил список нашей Начальной летописи, она сама отличалась начитанностью и умом; иначе, умирая, великий князь не вручил бы ей такой большой власти над детьми и государством. Высокорелигиозная, она была еще до принятия монашества глубокой подвижницей;