На прощанье с нашей столицей Наполеон обнаружил всю низость своего мстительного озлобления: он отдал приказ приготовить громадный взрыв Кремля с его соборами, дворцами, стенами и башнями, чтобы не оставить камня на камне в этом средоточии нашей истории и всероссийских святынь. Заранее пикетам был отдан приказ не допускать в окрестности Кремля и тех немногих русских, которым прежде были выданы пропуска. В самом Кремле саперы всюду копали траншеи и в них закладывали пороховые мины с фитилями.
В ночь на 7 октября началось выступление, представлявшее печальную картину выхода перегруженных добычей грабителей, и закончилось 10 октября. Последним выступил из Москвы отряд начальника арьергарда Мортье. Некоторые из неприятелей, объятые жалостью, впрочем, предупреждали москвичей быть на следующий день подальше от Кремля, а один гвардеец даже прямо сказал городскому голове Находкину: «Спасайтесь, если можете. Кремль будет взорван. Все приготовлено…» Страшная тревога распространилась среди оставшихся в Москве русских.
На 11 октября на Москву налегла темная ночь с ливнем. Вдруг ночную тишину прорезали один за другим три пушечных выстрела. Это из-за Калужской заставы подавал сигналы маршал Мортье. В Кремле раздался потрясший всю Москву и ее землю первый взрыв, за которым один за другим следовали б других взрывов. В окрестных домах провалились потолки, потрескались стены, полопались стекла, вылетели рамы. От землетрясения людей сбрасывало с постелей. Охваченные страхом люди выбегали из своих убежищ и под проливным дождем стояли на площадях и улицах и успокоились, когда стало светать и когда заблестели кресты Кремлевских соборов. Но скоро звон в церквах, начавшийся со Страстного монастыря, возвестил всем, что Москва свободна…
Хотя далеко не все подкопы взорвались, центр Москвы носил страшные следы разрушения. По берегу Москвы-реки дома были облеплены вонзившимися в стены осколками камней. Река засеребрилась от множества мертвой всплывшей рыбы. Никольская башня наполовину была разрушена, но над ее воротами остался невредимым образ Чудотворца Николая, даже стекло, покрывавшее его, и фонарь, висевший перед ним, были, к изумлению всех, целы. Арсенал был разрушен. Здание сената было сильно изуродовано, филаретовская пристройка к Ивану Великому была взорвана. Но соборы были все целы: в минных подкопах фитили были потушены, вероятно, ночным ливнем, из траншей было вынуто 60 пудов пороху. Взорваны были: Грановитая палата, дворец, Комендантский дом и Алексеевская башня. В Кремлевских стенах зияло пять больших проломов.
Несмотря на это, московские скитальцы собрались в храмах и с радостными слезами благодарили Бога за освобождение Москвы. Подошедшие к Москве казаки генерала Иловайского заняли город, и скоро здесь начал устанавливаться порядок. Возвратился сюда преосвященный Августин и привез святыни. Приехал и граф Ростопчин. Стало возвращаться население. Но потребовалось несколько лет, чтобы поднять Москву из пепла и развалин. И этот процесс ее воссоздания был в своем роде третьим ее основанием, если за второе принять ее восстановление за 200 лет перед этим, при царе Михаиле Феодоровиче, которому пришлось обстраивать Москву после страшной разрухи междуцарствия и польского владычества.
Вот итоги лихолетия 1812 года: из 9158 домов уцелело 2626, а из 8520 магазинов — 1368. Из 290 храмов сгорело 127, а остальные 115 были разграблены и изуродованы. Только на улицах (кроме колодцев, погребов и ям) валялось 11 959 человеческих трупов и 12 546 лошадиных.
Вид Москвы был ужасен: на месте деревянных домов стояли остовы печей и дымоходных труб; на месте каменных — обгорелые стены; большая часть церквей стояли обезглавленные, а колокольни без колоколов, расплавленных пожаром или упавших на землю.
Но поразителен и процесс возрождения Москвы. Москва, не являясь правительственным центром, а оставаясь только помещичьим и купеческим городом, обнаружила великую силу воссоздания, почти в той же мере, в какой проявлялась она в 1613 году при первом государе из дома Романовых, царе Михаиле Феодоровиче. Уже в 1812 году, когда архиепископ Августин в декабре месяце устроил первый крестный ход из Кремля в память освобождения Москвы, здесь кипели плотничные работы, а к весне 1813 года сюда стали стекаться огромные массы каменщиков.
Начавшие снова выходить «Московские ведомости» писали о Москве в своем номере от 25 декабря 1812 года следующее: «Нет места, годного для жилья, которое не было бы уже занято. Торговля и промышленность распространяются с удивительной быстротой. Построено до 2800 временных лавок, и вся торговая площадь заполнена бесчисленным множеством продавцов и покупателей».
Император Александр I высоко ценил жертвы и заслуги Москвы в великом деле освобождения России от нашествия «двадесяти язык», с их грозным предводителем. Он выразил это в следующем своем манифесте, 30 августа 1818 года.
«Первопрестольной столице Нашей Москве
В достопамятный навсегда 1812 год, когда настояла надобность спасти Отечество от нашествия сильнаго и многочисленнаго врага, Мы, во изъявление уважения Нашего к сей Первопрестольной, древней Российской столице обратились с воззванием нашим наипервее к ней и не умедлили Сами предстать посреди оной. Усердие и ревность ея соответствовали Нашему ожиданию. Мы видели нещадящую никаких пожертвований горячую любовь ея к Нам и отечеству. Претерпенное потом ею от руки злодейства крайнее бедствие и разорение уязвило сердце Наше глубокою печалию. Но управляющий судьбами народов, Всемогущий Бог, избрал ее, да страданием своим избавит она не токмо Россию, но и всю Европу. Пожар ея был заревом свободы всех царств земных. Из поругания святых храмов ея возникло торжество веры. Подорванный злобою Кремль, обрушась, раздавил главу злобы. Тако Москва и подвигами и верностию и терпением своим показала пример мужества и величия. Имея все сие запечатленным в уме и в сердце Нашем, Мы с отеческою к ней любовию даже и во время самой войны не преставали пещися о всевозможном воспоможении разоренным ея жителям и во всех повелениях Наших главноначальствующему над Москвою о том подтверждали. Ныне же, по окончании столь многотрудной войны, по приведении в порядок расстроенных дел Европейских и по некотором необходимо-нужном пребывании Нашем в С.-Петербурге, восхотели Мы, как скоро могли, посетить сию достопочтенную делами и древностию столицу Нашу, дабы лично обозреть ее состояния и нужды, а притом ознаменовать пред целым светом незабвенныя заслуги ея, Божеским благословением осеняемыя, чужеземными державами уважаемыя и толико достойныя любви и благодарности от Нас и всего отечества. Для предания в потомственныя времена толь достославных ея деяний, повелеваем сию грамоту, всенародно изъявляющую ей Нашу признательность, хранить в Московских департаментах Сената.
Александр»
Но еще ранее этого манифеста государь 25 декабря 1812 года решил воздвигнуть в Москве, в память Отечественной войны всероссийский памятник в виде храма Христа Спасителя, и в манифесте своем высказал следующее:
«В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ Российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа, подробное в чем постановление возвещено будет в свое время. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей Храм многие веки, и да курится в нем пред святым Престолом Божиим кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовию и подражанием делам их предков».