2. Сивиллы
В нашу эпоху развития железных дорог и других средств сообщения ничего уже не значит побывать в Италии. «Чудеса Рима» для многих перестали быть чудесами. Наша жизнь, стремясь более в ширину, чем погружаясь с глубину, старается возможно скорее овладеть всеми наиболее необходимыми знаниями; нередко, поэтому, можно встретить человека, который в общих чертах сумеет вам рассказать о сокровищах искусства какого-нибудь города, но чтоб рассказчик питал при этом индивидуальную, личную привязанность к отдельным явлениям, – это случается только с очень немногими, и как в нашей суетливой культурной жизни нередко для слова не находится подходящего образа, так здесь для образа не находится соответствующего слова. Конечно, многие, бывавшие в Сикстинской капелле, с изумлением рассматривали исполинские фигуры работы Микель Анджело, которые невольно привлекают в себе взоры посетителя и как бы заключают его в свои объятия. Каждый всматривался в знакомые изображения пророков: Иеремии, погруженного в глубокую задумчивость, Иезекииля, держащего полуразвернутый свиток, Иоила, Захарии, читающего или перелистывающего книгу, пишущего Даниила, Ионы, осеняемого тыквенной ветвью. Но что это за странные женщины, сидящие вместе с пророками, кто такие эти «сивиллы», дельфийская, персидская, эритрейская, кумейская и ливийская? Нам говорят, что это святые, или по крайней мере такие женщины, которых в католических странах окружают известным ореолом святости, пророчицы языческой эпохи. Бог, по древне-христианскому воззрению, вложил в них дар провидения своего плана спасения рода человеческого. С каким бы сомнением мы ни отнеслись к этим мистическим существам, все-таки в нашей душе останется известный след, и многие, глядя на эти изображения, наверное спрашивали себя, но что же, в сущности, означают эти сивиллы, почему легенда о них заставила Микель Анджело создать такие замечательные произведения. С этик вопросом мы вступаем в обширную, почти необозримую область; перед нами встает новая величественная традиция. Многим, конечно, приходилось уже мельком кое что слышать об этом, еще в школе мы читали о сивиллиных книгах древнего Рима, многим известен мрачный стих Томмазо ди Лелано: Dies irae, dies illa Solvet sacclum in favilla Teste David cum Sibylla (Страшный день суда, мир распадается в прах: так говорят Давид и Сивилла). Но какая тут связь, это для многих темно. Попробуем же снять покров с этой тайны, не грубой рукой обличителя, а бережно исследуя, стремясь познать правду о том, что в течение тысячелетий двигало человеком в его верованиях, надеждах, а также и в его опасениях.
В настоящее время в христианстве неоднократно разыскивают и находят воззрения и внешния формы греко-римского культа. Многое еще спорно, многое, по-видимому, уже твердо установлено, но в одном, по крайней мере, сейчас никто не сомневается, это в том, что еврейско-христианская поэзия так называемых сивилл представляет прямое продолжение греческой религиозной поэзии. Только неосведомленный человек может говорить теперь о веселых олимпийцах древних греков, ни один исторически мыслящий человек не встанет уже на ту точку зрения, которую проводил Шиллер в своих «Богам Греции». Мы знаем, что боги Гомера не были богами древней Греции, что эллины, «предоставленный самим себе и мрачному предчувствию», также создали таинственные страшные образы, что и им чудились привидения, которые витали близ могил и мест казней. Трижды свят дельфийский камень, вокруг которого только рационализм прошлых, пережитых времен создал иезуитскую коллегию хитрых жрецов, изрекавших здесь загадочные фразы. Здесь, в Дельфах, отвечают на вопросы всего мира, здесь центр религиозной жизни всей Эллады. Но, хотя мы здесь также слышали пророчества, тем не менее духа пророчества, – в том простом смысле, как мы это привыкли понимать, а не в том в каком слово это нынче употребляют некоторые филологи, – в Дельфах, да и вообще в Греции создано не было. Ибо пророк не дожидается, пока его спросят; во всякое время, наперекор окружающему его миру, изрекает он свои пророчества, полный той божественной силы, которая бессознательно для него самого, творит и действует в нем. Он не задумывается над тем, нравятся его пророчества или нет. Истинный дух пророчества перешел в греческий мир из Азии, из этой древней родивы всех религий, по-видимому, в ту эпоху, когда азиатская культура перебросила свои волны в Элладу. Еще в VIII в. до Р. Хр. женщины, названные не греческим (по крайней мере до сих пор еще не объясненным никакой греческой этимологией) именем сивилл, предсказывают в экстазе, тоном проповеди наступление в будущем тяжелых времен и говорят о таинственных, страшных предзнаменованиях. Первая сивилла имела свое местопребывание на ионической почве, в Эритрее. Там не так давно был найден её грот с эпиграммой, к которой мы еще вернемся, так как она относится к более позднему времени. От собственно античной поэзии сивилл до нас дошли, кроме этой эпиграммы, лишь небольшие отрывки; но, и они, наряду с указаниями некоторых писателей и в связи с позднейшей еврейской и христианской поэзией этого рода позволяют составить о ней вполне точное представление.