Если бы Хреновской завод попрежнему оставался единственным рассадником орловского рысака в России, то положение его в коннозаводстве могло все же остаться почти непоколебленным. В действительности же, период времени с 1830 по 1845 год был значительно более неблагоприятным для Хренового.
Орловский рысак перестал быть только Хреновского породою. А, не сохранив монополии, Хреновской завод, вследствие ошибок управления и неумелой зоотехнической работы, не смог сохранить за собой и первенства в рысистом коннозаводстве. По иронии судьбы, жесточайший удар, от которого Хреновской завод никогда уже не смог оправиться, был нанесен той же рукой, которая так много сделала для процветания и славы завода.
В. И. Шишкин, принужденный уйти из Хренового, со всей свойственной ему энергией начал работу в собственном конском заводе; в короткий срок, за те же 1830–1845 годы, он организовал, объединил вокруг себя все частное рысистое коннозаводство и сделал его независимым от Хреновского завода.
Эта история отпадения и борьбы за независимость русского рысистого коннозаводства от Хреновского завода настолько интересна и значительна, что необходимо посвятить ей особую главу.
Глава VIII
ЧАСТНЫЕ РЫСИСТЫЕ КОНСКИЕ ЗАВОДЫ И СОБСТВЕННЫЙ ЗАВОД В. И. ШИШКИНА
Русское общество, с восторгом приветствовавшее появление в начале XIX века своей отечественной рысистой породы и всячески славословившее создателя ее А. Г. Орлова, отнюдь не с энтузиазмом относилось к неписанному закону рысистого отделения Хреновского завода — ни под каким видом не выпускать жеребцов из завода. Если московские купцы и могли удовольствоваться ездой на хреновских меринах в городских запряжках, то конские охотники, дворяне-коннозаводчики, отнюдь не хотели примириться с представленным им правом покупать из Хренового одних лишь меринов.
Хреновской рысак с каждым годом имел все лучший сбыт и все большее распространение, и русские коннозаводчики, один за другим, стали добиваться овладения секретом производства рысистой лошади в собственных заводах. Для этого открывались два пути.
Первый — имитировать по силе возможности работу Хреновского завода и вывести по примеру его, путем какого-либо сложного скрещивания, собственную рысистую породу. На этот путь могли пытаться стать только наиболее богатые, амбициозные, из сиятельных коннозаводчиков.
Второй — использовать уже созданную Орловым породу и «взяв от нее рассады», разводить ее в своих заводах.
Д. Н. Шереметев — один из тех, кто пошел первым путем. Не жалея никаких средств, он приводил отовсюду, со всех концов света, десятки жеребцов и кобыл тех же самых пород, которые в свое время были введены в Хреновое. Но, подражая Орлову во всех мелочах, вплоть до использования для покупок и привода лошадей из-за границы тех же доверенных лиц, которых использовал в свое время и Орлов, Шереметев не сумел понять и перенять самого существенного — методов заводской работы Хреновского завода во всей их сложности и взаимосогласованности, и его труды десятилетиями оставались безуспешными: резвых рысаков из Серебряно-Прудского завода не выходило.
Отражая безидейную работу завода, даже самые родословные лошадей рысистого отделения завода Д. Н. Шереметева 30—40-х годов представляются нам бесформенными по сравнению со строгими консолидированными родословными орловских рысаков эпохи Орлова и Шишкина.
Приведем для примера родословную серого Лебедя, рождения 1836 года, состоявшего производителем в Серебряно-Прудском заводе Д. Н. Шереметева в 40-х годах. Посмотрите, как отличается она от родословной какого-нибудь Лебедя 4 Хреновского завода, его современника.
Здесь как будто бы налицо все исходные породы, вошедшие в орловскую породу; и арабская, и датская, и голландская, и мекленбургская, и английская, прилитием крови которой явно злоупотребляют, но «хотя и делают двое одно и то же, а выходит не то же».
И вот на своем личном опыте Шереметев должен был убедиться, что первый путь, путь имитации работы А. Г. Орлова, ему не по силам и что проще итти вторым путем. Он купил в Хреновском заводе кобылу Каледонию, дочь Визапура 1 и Чернички, и от нее получил серого жеребца Роланда, З.5З½, 3½ лет, в Москве зимой.
То решение, к которому Шереметев пришел очень медленно и поздно, только в 40-х годах, для других коннозаводчиков, менее богатых и менее гордых, чем Шереметев, было приемлемо много раньше — с первых десятилетий XIX века.