Поэты древности слагали в честь коня гимны, скульпторы Эллады воздвигали им надгробные статуи.
И человек вплоть до XIX века, если не обожествлял коня, то очеловечивал его, наделяя его всеми свойствами человеческого разума.
Во втором тысячелетии до н. э. лошади в Египте и Ассиро-Вавилонии носят пышные титулы (например, «Побеждающий по повелению Аммона») — собственные имена, подобные именам фараонов и царей; затем на протяжении трех тысяч лет, вплоть до XX века, лошади носили имена; в наше время лошадям как и всем другим домашним животным мы присваиваем лишь клички.
В Хреновском заводе в годы А. Г. Орлова и В. И. Шишкина лошади еще носили имена. И сколько бы книг того времени мы ни перелистывали, всегда будет итти речь об именах лошадей, никогда о кличках.
Эти «имена» присваивались в Хреновом лишь лошадям, получавшим заводское назначение после испытаний в Москве. Молодняк, посылаемый в Москву, еще их не имел. Шедшие в продажу четырех-пятилетние лошади Хреновского завода продавались всегда безымянными.
«Имя» давалось лошади лишь после того, как свойства, качества, особенности ее становились известными человеку, поэтому «имя» любой лошади Хреновского завода характеризовало, и поныне характеризует ее гораздо в большой мере, чем это имеет место теперь, в XX веке, когда клички дают жеребятам немедленно после рождения.
Ныне все мы как-то уже привыкли не обращать никакого внимания на смысловое значение клички лошади: Граб или Спрут, Зигота или Субсидия, Гитара или Эволюция, Мох или Бубенчик, Тагор или Рислинг, мы не вдумываемся даже в значение и смысл клички, лишь бы она была, по возможности, новой, звонкой и на требуемую букву. В капиталистических же странах дело доходит до полной профанации. Каких только кличек мы не найдем среди победителей крупнейших скачек Англии, Франции, США: политические деятели, поэты и герои, философы всех эпох, все святые и мученики католической церкви вперемежку с королевскими любовницами и куртизанками всех наций скачут под хлыстом на финише, оспаривая «голубую ленту тёрфа» у морских водорослей, незримых духов и злокачественных опухолей.
В старину же в Хреновском заводе лошадь носила не безразличную кличку. а «имя» или, скорее, прозвище, которое она должна была сначала заработать, а потом уже оправдывать всю свою жизнь.
Многие прозвища лошадей Хреновского завода указывали на свойства темперамента и характера: Лихая, Капризная, Блажная, Своевольная, Скрытная, Коварная, Строгая, Задорная, Чудачка, Вспыльчивая, Огненная, Неукротимый, Суровый, Упрямый, Лукавый, Злобный, Непокорный, Свирепый, Лютый, Варвар — целая гамма отнюдь не совпадающих обозначений и в противоположность им: Добрый, Милый, Надежный, Постоянный, Верная, Прямая, Натужная, Откровенная, Охотная, Усердная, Ретивая, Умница, Любезная, Кроткая, Смирная и даже Ленивая — другая гамма.
Если жеребца называли Важный или Степенный, то он и был таким, его нельзя было назвать хотя бы Добрым или Ласковым. Жеребца Лебедя нельзя было назвать Мамонтом, кобылу Паву — Буянкой. Если производитель носил имя Ах, то можно с уверенностью сказать, что это восклицание вырывалось из уст зрителей при взгляде на него. Казалось бы диким и невозможным назвать Лебедем или Горностаем лошадь не серой масти, так же как сколько ни было во времена Орлова и Шишкина в заводе Воронов, Цыганов и Цыганок, все они всегда были вороные. Вороные Горностаи и гнедые Вороны появились только в середине XIX столетия, в старину же это было невозможно.
Безошибочно мы можем судить о росте лошади по таким кличкам-прозвищам, как Великан, Огромная; о массивности по таким, как Богатырь, Грузная, или обратно — Субтильная, Легкая; об общей гармонии форм по таким, как Ладная, Нарядная, Стройная, Красавица, или обратно — Простая, Неустройная; о способностях, выказанных в езде, по таким, как Летун, Непобедимый, Резвая, Догоняй, Машистая, или обратно — Ленивая, Тупая.
Если кобыла называлась Неряха, то значит конюшенный персонал имел право досадовать на ее неопрятность. Жеребец Голован во всяком случае не был обладателем точеной арабской головки.
Иногда лошадь могла иметь даже два прозвища, две клички, каждая из которых дополняла другую. Например, знаменитый рысак, судьбу которого с такой дивной силой описал Л. Н. Толстой, — Мужик 1, он же Холстомер, — прозван был Мужиком за свою внешность, а Холстомером за свой ход: «бежит словно холсты меряет».
В отдельных случаях кличка могла указывать на прежнего владельца или на обстоятельства приобретения лошади: Алибей, Шах, Ханская, Подаренная. Иногда, в последующие десятилетия, кличка могла отметить родство или сходство, а чаще всего и родство и сходство лошади с прежде бывшим в заводе производителем: Горностай 2, Свирепый 2, Важный 2 Лебедь 2 и т. д.