По возможности все до одной лошади, родившиеся в Хреновском заводе за первые 50–60 лет его работы, о кличках и происхождении которых хранились какие-либо справки, ссылки, упоминания в сотнях томов коннозаводческих изданий за последнее столетие, — в студ-буках, журналах, непубликованных описаниях, аукционных листах, аттестатах, приведены были в известность, тщательно выверены, сопоставлены друг с другом, систематизированы, критически проанализированы. Годы кропотливой, неблагодарной, черной работы — и неожиданно, какая-нибудь случайность вдруг осветит полным светом темные дотоле стороны жизни Хренового, полую полосу творческих исканий и работы, а другие стороны ее все еще остаются загадочными — не по вине исследователя.
Не хочу терять надежды, что когда-нибудь, в будущем, молодой, энергичный и счастливый исследователь откроет хотя бы часть исчезнувших коннозаводских архивов Орлова, рукописей и книг, и тогда, несомненно, он будет иметь возможность вписать новые страницы в историю Хреновского завода.
Глава VI
ПОРОДЫ ЛОШАДЕЙ в ХРЕНОВСКОМ ЗАВОДЕ И ПЕРВЫЕ ОПЫТЫ СКРЕЩИВАНИЙ
Нам никогда не восстановить истинной картины жизни и работы Хреновского завода, не понять мотивов, руководивших Орловым в его коннозаводческих исканиях, не понять и путей, им избранных, если мы не сумеем, хотя бы на время, отрешиться от всего строя привычных наших представлений, от всего круга зоотехнических и иппологических идей середины XX века, с тем чтобы в своем воображении, хотя бы на несколько минут, представить «истинного и полного конского охотника, совершенного знатока и кавалериста» середины XVIII века, каким был Алексей Орлов.
Он начал с того, что, еще состоя в рядах гвардейской кавалерии, в совершенстве освоил искусство верховой езды. К 60-м годам стал законченным, всеми признанным мастером или даже, как мы сказали бы теперь, гроссмейстером высшей школы езды и манежной выездки лошади.
Многие писатели XVII и XVIII веков, излагавшие классическую теорию высшей школы верховой езды, и в особенности четко француз Де-ла-Гериньер [64], старательно оттеняли то обстоятельство, что целью высшей школы является не просто научить выполнению фигурной езды и трудных виртуозных упражнений, а задачей ее является подготовить и лошадь и всадника к трудностям и неожиданностям кавалерийского боя. С этой точки зрения аллюры, вольты, фигуры и сложные прыжки высшей школы отнюдь не являются искусственно надуманными, утверждали Де-ла-Гериньер и учителя «академий» XVII–XVIII веков, а являются, так сказать, своеобразными приемами фехтования в одиночном конском бою. Подобно тому, как в настоящее время фигуры высшего пилотажа постоянно применяются в воздушном бою, так и фигуры высшей школы верховой езды имели прямое практическое применение в условиях боя. Всадник должен был уметь их использовать и при нападении (вольты, пассажи) и в условиях самообороны (мезэры, пезады), как в самом бою (пируэты), так и при отступлении и даже бегстве (каприоли).
Искусство высшей школы езды не потеряло своего значения и в наши дни в конном спорте Советского Союза. И в середине XX века мы продолжаем любоваться высоким мастерством выездки, демонстрирующим полное подчинение коня воле и желаниям всадника, знатока своего дела.
А. Г. Орлов был неизменным участником и предводителем блестящих каруселей и турниров, отмечавших собой вторую половину XVIII века. Первые карусели, проверенные в Петербурге 16 июня и 11 июля 1766 года, открыли целую «эпоху рыцарских каруселей в России», по терминологии некоторых исследователей старины [65]. Этот первый турнир оставил такое впечатление. что и 40 лет спустя, по живописному выражению Жихарева («Записки современника» 1805 г.), «…о нем до сих пор не наговорятся старожилы, с восхищением описывая ловкость и удальство молодцов Орловых» [66].
66
Турнир имел, как полагалось всем рыцарским турнирам со времен средневековья, и свою царицу. Ею была 25-летняя прекрасно ездившая верхом Наталия Петровна Чернышева. К сведению всех любящих творения Пушкина добавим еще, что это была та самая знаменитая красавица своего времени, прославленная при дворах Людовика XV и Людовика XVI «Московская Венера», впоследствии княгиня Н. П. Голицына, имя которой сохранил бессмертным великий поэт, однако в таком образе, который, вероятно, поверг бы в ужас молодую царицу турнира 1766 года, — в образе Пиковой дамы.