Русская иппологическая литература XVIII века почти единогласна в такой, приблизительно, оценке отдельных конских пород: испанские («шпанские») лошади — «гордые в красоте своей и предпочитаются для войска и манежа всем прочим лошадям», датские — «также к манежной езде способнейшие суть», арабские и варварийские («барбарские») — принадлежат к прекраснейшим в свете, персидские и туркменские аргамаки — больше и статнее арабской лошади и «более ее способны для искусственной езды», турецкие — породны, но «плохи во рту», часто бывают злы, английские — «скачкой превосходят всех лошадей в Европе, хороши для езды на охоту», польские — почти все заслуживают названия «аукционистов» по своей горячности и «астрономов», так как дерут голову вверх. Все эти, также и некоторые другие породы, «могут служить заводским материалом для производства верховых лошадей».
Далеко не так богат выбор пород, могущих служить для производства лошадей упряжного сорта. Из них на первое место русские источники XVIII века ставят неаполитанскую породу, подразумевая, очевидно, породу «корсьери» (corsieri), но не «дженетти» (genetti). Неаполитанская лошадь, повидимому, была излюбленной упряжной породой в России в XVIII веке.
По крайней мере, относительно придворных конских заводов мы имеем определенные указания на то, что в них неаполитанская порода численно преобладала. Неаполитанских лошадей современники описывают, как выделяющихся среди других своим «совершенным» или «чрезвычайным» ростом.
И действительно, в то время как в отношении лошадей любой другой породы, поступивших в дворцовые заводы, мы не имеем указаний на рост, превосходящий 2 аршина 2 вершка (151 см), неаполитанские лошади бывали и 2 аршина 4 вершка (160 см) и даже 2 аршина 6 вершков (169 см) высоты в холке. В неаполитанских лошадях конские «знатоки, охотники и заводчики» XVIII века, для которых издавались книги вроде «Полезный дворянам коновал» (СПБ, 1779), ценили величавость во всех движениях и считали их лучшими парадными каретными лошадьми, неодобрительно отмечая лишь их тяжелые головы.
После неаполитанских признавались, «ради их бодрости», пригодными для упряжи и датские, хотя «в первую голову они превосходны для кавалерии», затем вскользь отмечались мекленбургские, «как лучшие из всех немецких», и, что чрезвычайно интересно и показательно, в русской иппологической литературе XVIII века нигде ни одним словом не упоминается о голландских и фризских лошадях, которым впоследствии, под влиянием успехов коннозаводской работы Хреновского завода, будет уделено в первой четверти XIX века много места и внимания.
Знакомясь ближе с коннозаводской работой XVIII века, можно отметить следующие самые характерные моменты.
С одной стороны, мы не видим, чтобы сформировалась идея чистопородности в ее приложении к коннозаводству, чтобы зарождалось учение о том, как вести породу по пути ее совершенствования путем сложной племенной работы. Как правило, ни одна порода не велась «в себе».
С другой стороны, несмотря на широкое, даже широчайшее применение на практике межпородных скрещиваний, нельзя найти в литературе XVIII века указаний на возможность создавать какие-либо новые породы лошадей с помощью скрещиваний и на необходимость последующей планомерной, творческой работы с получаемыми помесями в течение ряда поколений.
Вся работа была ориентирована на производство лошадей пользовательного назначения, удовлетворяющих запросам сегодняшнего дня.
Наставлениями о пользе скрещиваний и определенными рецептами их (например, испанского жеребца давать «немецким и прусским сильным» кобылам, бахмата— «польским, датским и прусским» и т. д.) полны издания XVIII века. Посягать на какую-либо переделку и улучшение существующих издавна пород считалось невозможным и недостижимым; породы представлялись как бы от века существующими, застывшими, неизменяемыми, а ресурсы их признавались как бы неисчерпаемыми. Необходимо было только в каждом следующем десятилетии вновь и вновь покупать особей этих ценных пород за границей, а русским коннозаводчикам отводилась скромная, но дорогостоящая роль потребителей этих ресурсов. Очень интересной в этом отношении является книжка «О конских заводах» М. Меморского (1799), где автор не ограничивается одним лишь высказыванием положения «должно иностранных разводных лошадей доставать и стараться переменять породы», но и дает изложение известной теории Бюффона, явившейся обоснованием господствовавших в XVIII веке взглядов на скрещивание пород между собой как на средство «воссоздать первообраз» данного вида животного, «из частиц совершенства, которые богом распределены между отдельными породами» и которые при скрещивании и смешивании пород между собой «соединяются и стремятся к высшей красоте».