Другие делали это охотно и в изобилии. Часто почти весь текст и состоял из одних только поклонов во все стороны. В диссертациях советского времени это было просто необходимо. И меня всегда умиляли эти поклоны всем подряд, когда в одном ряду оказывались и Ильенков, и Федосеев, и Нарский. Причем эта манера нисколько не ушла вместе с советской эпохой. И тут, вместе с Экклезиастом, хочется сказать: и что было, то есть, и что есть, то будет, и нет ничего нового под солнцем…
Деборинцы изобличали механистов в редукционизме. Метод редукции действительно по сути ничего не объясняет. Но методу редукции может быть противопоставлен только метод содержательной дедукции, который Маркс назвал методом восхождения от абстрактного к конкретному. Деборинцы этого метода не знали и не понимали. Они понимали применение диалектического метода как навешивание диалектических категорий на уже готовый материал. Идея диалектического метода как восхождения от абстрактного к конкретному была развита только Ильенковым.
Дискуссия между деборинцами и механистами завершилась полной победой деборинцев. Это произошло на Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных институтов в 1929 году. Карев, один из соратников Деборина, писал в связи с этим, что Абрам Моисеевич основал школу ортодоксального марксизма-ленинизма и что он был единственным, кто последовал ленинским указаниям[34]. Но, как говорится, не долго музыка играла…
Это очень опасная позиция – претензия на ортодоксию. И Карев, как и Деборин, смог в этом очень скоро убедиться. Прошло не более двух лет, и Деборин со своими сторонниками полетел с ортодоксального Олимпа вниз. 20-е годы завершались, и победа деборинцев над «механистами» была уже не научной, а организационной и политической. Впрочем, и победа «большевиков» над деборинцами оказалась точно такой же.
Г.В. Плеханов и его последователи упустили у Гегеля и всей немецкой классической диалектики главное. Поэтому диалектика у них получилась до крайности выхолощенная, превращенная в нечто вроде дюринговской «мировой схематики». А деятельную сторону диалектики подхватили «неомарксисты», в особенности Г. Лукач, обвиненный, кстати, не кем иным, как Дебориным, в «ревизионизме», причем именно за то, что диалектика им была понята как метод, а не как «онтология». И об этом пойдет речь впереди.
В классическом виде диалектика была воспринята также Л.С. Выготским, который предпочел стоять особняком, т.е. в стороне и от механистов, и от деборинцев, и от «большевиков». И поэтому еще раз подчеркнем, что от него, а не от Деборина, лежит путь к Ильенкову. Как отмечает Д. Бэкхарст в своей книге, Ильенкову удалось избежать как Сциллы позитивизма механистов, так и Харибды идеализма деборинцев.[35] Но Ильенков прошел не между теми и другими, а он прошел выше тех и других. Ни те и ни другие, а также наследники тех и других, не оказали ровно никакого влияния на его творчество. Кроме того, приписывать деборинцам «идеализм» только на том основании, что они признавали значение диалектики Гегеля, неверно и несправедливо. А.И. Герцен был русским гегельянцем и считал, что диалектика Гегеля – это «алгебра революции», но идеалистом он не был. И быть сторонником диалектики Гегеля вовсе не означает обязательно быть идеалистом.
В центре споров между механистами и деборинцами не случайно оказался Спиноза. А внешним поводом здесь послужило знаменитое высказывание Энгельса в разговоре с Плехановым о том, что марксизм есть разновидность спинозизма. Спиноза это центр, предел, общая «рамка» всякой серьезной философии. И как бы ни был занижен уровень понимания философии Спинозы у механистов и деборинцев, спинозизм так или иначе пронизывает всю историю советской философии от механистов с деборинцами и до Ильенкова.
Это вовсе не значит, что так называемый «диамат» был одним из проявлений спинозизма. Здесь, скорее, все наоборот, и «диамат» – это отказ от спинозизма. Но именно поэтому «диамат» и оказался вырождением марксистской философии. А потому я не собираюсь воспроизводить в этой книге об «истории» все, что в ней было. Моя задача – отследить основные и определяющие линии, а их в общем и целом было две. Одна из них – это линия спинозизма в советской философии, и именно она является интересной и перспективной. Другая – это линия отказа от главного у Спинозы. Ведь деборинцы и механисты трактовали Спинозу крайне односторонне. Деборинцы говорили главным образом о материализме Спинозы. Механисты подчеркивали детерминизм Спинозы. Но ни у тех, ни у других нет речи о субстанциальном единстве мышления и «протяжения» у Спинозы, что продвигало его значительно дальше французских материалистов ХVIII в., от которых Деборин пытался вести свой «диалектический материализм». С субстанциальным единством мышления и материи будет опять же разбираться только Э.В. Ильенков.
[35]
См.: Bakhurst David. Consciousness and Revolution in Soviet Philosophy. From the Bolsheviks to Evald Ilyenkov. Cambridge University Press, 1991, p. 56-57.