Энгельс говорил о диалектике природы. Но Энгельс никогда не считал, что можно рассматривать природу в отрыве от общества, от человеческой деятельности, как это делал Фейербах. Как раз за это они и критиковали Фейербаха вместе с Марксом. И это необходимо учесть, если даже неосторожный упрек Лукача в адрес Энгельса и не совсем справедлив. Во всяком случае, проблема эта не простая и не решается так просто, как это делают Деборин и Рудаш.
«Мы должны указать на то, – отмечал в своей короткой рецензии на брошюру Деборина против Лукача И.К. Луппол, – что работа из-за сложности и абстрактности обсуждаемого предмета трудно доступна недостаточно подготовленному читателю»[118]. Это признание весьма показательно. Книга Лукача содержит в себе слишком тонкие вещи, чтобы с ними можно было так грубо обращаться, как это делают Деборин и Рудаш. И в этом не разобрались ни Деборин, ни его адепт Луппол. Во всяком случае они ведь так и не сумели доказать, что диалектика природы революционна, или более революционна, чем диалектика исторического развития. И судьба жестоко отомстила им обоим за то, что они своей «критикой» прокладывали дорогу тому вульгарному варианту марксизма, жертвами которого сами же и оказались.
«История» и «классовое сознание», это не просто ключевые слова, вынесенные Лукачем в заголовок его работы, – это ключевые понятия во всей концепции Лукача. Лукач не случайно восстанавливает подлинное значение марксистского материалистического понимания истории, потому что только оно дает основание для понимания характера и места классового сознания в революционной борьбе класса, вообще классового характера сознания, роли политической партии рабочего класса как сознательного авангарда и т.д. И хотя в принципе вся работа Лукача «История и классовое сознание» об этом, специально он этих вопросов касается в очерках «Классовое сознание», «Овеществление и сознание пролетариата», «Методологические соображения по вопросу об организации». Этим же вопросам посвящена и его работа «Ленин. Исследовательский очерк взаимосвязи его идей». В центре той и другой работы Лукача единство революционной теории и революционной практики. Именно это единство Лукач видел, прежде всего, в творчестве и деятельности Ленина. «Его теоретическая мощь, – пишет о Ленине Лукач, – основывалась на том, что любую категорию, сколь бы абстрактно-философской она ни была, Ленин рассматривал с точки зрения ее действенности в рамках человеческой практики, и одновременно на том, что при осуществлении любой акции, в основе которой у Ленина всегда лежит конкретный анализ данной конкретной ситуации, он ставит этот анализ в органичную диалектическую взаимосвязь с принципами марксизма. Таким образом, в строгом смысле слова Ленин не является ни теоретиком, ни практиком, а глубоким мыслителем практики, страстным поборником претворения теории в практику»[119].
К этому можно было бы добавить, что Ленин никогда не рассматривал ни одну философско-теоретическую проблему, самую «схоластическую», например, проблему материи и материального единства мира, в отрыве от тех практических задач, которые стояли перед Коммунистической партией и перед ним самим. Сказать, например, о работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», что в ней Ленин «обобщил новейшие данные естествознания и доказал, что электрон неисчерпаем», к чему обычно сводилось значение этой работы в расхожей советской марксистской литературе, это значит совершить величайший грех против истины и против самого Ленина, для которого вся эта работа имела единственное значение – не дать засорить классовое сознание пролетариата махистскими словечками, не дать сделать его неспособным к революционным преобразованиям. Но когда Ленин говорил о классовом сознании пролетариата, ближайшим образом имелось в виду сознание пролетарской партии: революционное сознание привносится в революционное движение революционной партией и ее учеными-теоретиками. Именно это и сделал основанием своей концепции Лукач.
Сознание класса, считает Лукач, – это его политическая партия. Это как бы голова, которая вырастает на теле класса. Понятно, что голова, – на то она и голова, – должна быть умнее тела… Но как это может быть?
Старые материалисты, как отмечает Маркс, вынуждены были делить общество «на две части, одна из которых возвышается над обществом»[120]. Первая часть – «учителя» человечества, которых меньшинство, вторая часть – «прочие», которых «большинство». Но как раз в такой постановке вопроса старый материализм изменял себе, т.е. переходил на позиции идеализма.