Понятно, что изложенные выше мысли не могли не вызвать глухую неприязнь и озлобление у всего отечественного «философского сообщества». «В этой драматической ситуации, – комментирует Потёмкин события почти полувековой давности, – стало ясно, что есть стена, которая мешает увидеть и удержать ценное из наследства почившей философии. Генералы от философии, навесившие на себя ярлык марксизма, мертвой хваткой уцепились за метафизические одёжки покойницы, т.е. за онтологию, которую во всех ее видах Маркс и Ленин считали продуктом профессорской схоластики. Ильенков посвятил свой талант мыслителя разработке проблем диалектической логики. Я же попытался разобраться со «стеной». Мне удалось установить, что она сложена из бесчисленных учебных руководств, в которых законсервированы профессорские предрассудки разных эпох. Так я вышел на проблему «диатрибы»[20].
Докторскую диссертацию Потёмкина Высшая Аттестационная Комиссия при Совете Министров СССР так и не утвердила, как это и предсказывал ему Э.В.Ильенков. И самое интересное, что тихая травля таких людей, как Потёмкин, продолжается и после крушения «марксизма» в нашей многострадальной стране.
А теперь еще об одном сюжете, напрямую связанном с первым. Дело в том, что «диамат» и «истмат» в советской философии по существу сошлись с позитивизмом в своей неприязни к истории философии. Все, что было до нас, является глупостью, – один из фундаментальных тезисов позитивистов, начиная с Ф. Бэкона, который был невысокого мнения о «мудрости древних», и кончая К.Поппером, у которого почти все мыслители прошлого – всего лишь «троечники». Аналогичная позиция была и у наших «диаматчиков». Бывший директор Института философии Б. Украинцев выговаривал нам – сотрудникам сектора диалектического материализма – за то, что в наших работах он встречает только людей в париках с косичками. Видимо, ему что-то попалось про И.Канта. А председатель экспертного совета ВАК при Совете Министров, в котором отвечали за философию, сделал в 1984 году строгий выговор с предупреждением одной аспирантке из того же Ростова-на-Дону, которая увидела нечто положительное в учении И.-Г.Фихте о продуктивном и репродуктивном воображении.
Одним словом, в советской философии сложилась своеобразная форма «популярной философии», в которой в центре, как и в «популярной философии» Христиана Вольфа, оказалась «онтология». «Диамат» тоже явным образом принял форму «онтологии». И там, и там присутствовала система определений и подразделений, чисто формальная схематика. Потому-то превращение «диамата» в «онтологию», как это имеет место в современной философской номенклатуре, произошло совершенно безболезненно и явилось по сути просто заменой названия. Причем последнее, а именно «онтология», является более адекватным названием для того материализма, который сложился внутри «диамата». В рамках такого материализма диалектика также стала истолковываться онтологистически. А в результате советский «диамат» породил парадоксальное явление, а именно метафизическую форму диалектики.
Потемкин показывает, что Аристотель вовсе не был ни основоположником, ни представителем той объективистской «онтологии» которую ему стали приписывать в Новое время и, прежде всего, Христиан Вольф. То же самое советский «диамат», который по существу представлял собой объективистскую «онтологию» и в которую он в конечном счете превратился. Что касается Аристотеля, то у него мы находим то самое тождество мышления и бытия, которое, как показал Ильенков, было присуще всей классической философии, в особенности от Канта и до Гегеля. Потемкин цитирует Аристотеля: «Поскольку, следовательно, предмет мысли и разум не являются отличными друг от друга… мы будем иметь здесь тождество, и мысль будет составлять одно с предметом мысли»[21].
Не замечать эту идею тождества у Аристотеля – это значит быть поистине слепым. Ведь она выражена у Аристотеля не только в процитированном месте, но и в целом ряде других мест. В том числе и предмет «первой философии» определяется Аристотелем как мышление о мышлении.