— Я помогу Кире перенести вещи к собаке.
— Ну нет. Хватит! Время, время! Кира не маленькая. Кого ты из нее растишь?
И тетя Зита, рванув за руку маму, потащила ее за собой.
Я поволокла мамин рюкзак по асфальту, но ко мне подошел дежурный, совсем молодой дяденька. Он взял рюкзак и канистру.
— Керосин? Бензин? — спросил он, поболтав канистру.
— Другая жидкость, — сказала я.
Дежурный понюхал горлышко канистры.
— Однако не многовато ли для тебя?
— Это для маминой подруги.
— О! Запасливая женщина… Далеко едете?
— В Барнаул.
— Значит, через Москву.
Мы поставили вещи возле храпевшей Милочки. Я отвязала поводок, и собака рухнула.
— Суровая у тебя хозяйка. Чуть не задавила! Зачем же так коротко привязывать? — спросил дежурный. — Ты, девочка, загороди ее вещами, скоро поезд подойдет. Чтоб она не укусила кого. Нужно намордник….
— Она не умеет кусаться.
Дежурный переставил вещи, загораживая Милочку.
— Вещей-то у вас кот наплакал — совсем ничего… В поход по Алтаю решили?
— Насовсем.
— А вот врать не стоит.
Дежурный посмотрел на меня, на вещи и, ничего больше не сказав, пошел к зданию вокзала.
Странные люди. Что же мы, должны с собой тащить шкафы, буфеты, кровати, раз едем насовсем? Мы взяли с собой необходимые вещи и всё.
По платформе мимо нас с Милочкой бежали с тележками носильщики.
— Поберегись! Поберегись!
Я прижалась к столбу, а Милочка жалась ко мне, часто поглядывая на сетку с продуктами. Подошел поезд, из него повалил народ. Нашу сетку зацепили углом чемодана и потащили по асфальту. Милочка взвыла и рванулась за сеткой. Ременный поводок лопнул.
Я не знала, что делать: караулить рюкзак или бежать за собакой? И где мне ее искать?
Совсем недалеко от меня кто-то просил:
— Уберите собаку! Чья собака? Да возьмите же ее.
Я опять поволокла рюкзак по асфальту туда, где кричали.
Люди проходили не останавливаясь.
Стоял только старичок и то ли тянул чемодан к себе, то ли закрывался им от собаки.
Сначала я подумала, что Милочка отнимает у него чемодан, потом увидела, что она тянет к себе нашу сетку, зацепившуюся за угол чемодана. Я не знала, как отцепить сетку от чемодана, когда их тянут в разные стороны.
— Возьмите собаку! — просил старичок.
— Не кусается! Вы не бойтесь, — сказала я, взяв Милочку за ошейник. Она скосила на меня глаз, узнала и так рванула сетку к себе, что ручка у чемодана оборвалась и старичок его не удержал.
Милочка сразу стала отжевывать зацепившуюся часть сетки от чемодана. А старичок, испуганно глядя на Милочку, сказал:
— Придвинь ко мне чемодан, девочка.
Чемодан оказался тяжелый, и я проволокла его по асфальту к старичку.
— Как же я без ручки потащу теперь? Вот беда-то. Я думал, покусает. Зверюга такая. До смерти напугать может.
— Она очень добрая!
Милочка из дыры в сетке ела полукопченую колбасу.
— Нельзя, Миледи! — крикнула я грозно, но не совсем уверенно, потому что после «нельзя» Милочка посмотрела на меня сердито. «Не может же она меня укусить?» — подумала я и, все-таки боясь, протянула руку к сетке. Собака сморщила нос и заворчала.
Старичок цепко схватил меня за курточку и оттянул подальше от сетки.
— Леший с ней! — сердито сказал он. — С колбасой с этой. Собака теперь сетку-то своей считает. Ни за что не отдаст.
Старичок меня все держал за куртку.
Тут я увидела маму. Она шла на полусогнутых ногах, неся огромный мешок. Мама сбросила груз возле меня и крикнула:
— Пустите ребенка!
Кулаки ее сжались, а локти разошлись от боков в стороны.
Подошел дежурный, поглядел на меня и усмехнулся.
— Что у вас? — спросил он у старичка.
— Да вот, гражданочка драться лезет, а мне не уйти: ручка оборвалась на чемодане.
— У меня от мешка спину свело и руки сами поднимались, — жалобно оправдывалась мама.
— Возьмите собаку на поводок, — сказал дежурный маме. — То привязали ее, что вздохнуть нельзя, теперь вообще отпустили…
Теперь старичок вцепился в мамину куртку:
— Не трогай! Укусит! Пусть доест! Всех перекусает. Я знаю…
А я подтвердила:
— Уже говорила ей: «Нельзя», так зарычала.
— Да пустите вы меня, — вырывалась мама. — Брось! Милочка! Что сказано, брось!
Милочка сразу оставила недоеденный кусок колбасы, смущенно опустила голову и стала прежней — ласковой и кроткой.
— Не любит она слово «нельзя», — объяснила мама. — Наверное, прежние хозяева ее после этого слова били.