Бабка громко шептала, но мама и тетя Зита не просыпались.
— В отпуск едете? — спросила бабка. — На каникулы, отдыхать?
— Да, вроде.
Бабка давно не казалась мне страшной.
Волосы она забрала с лица. Глазки у нее были маленькие из-за широких скул. Руки костлявые, а кончики пальцев широкие с будто приделанными к ним с чужой огромной руки ногтями.
— На мои руки смотришь? Они с детства у меня граблями стали от огородной работы. У твоей бабушки, наверное, не лучше? К ней едете?
Я скучала по бабушке и почему-то соврала, что к ней.
— А дед жив? Ты ночью в окно не гляди: ничего не видать, а не заметишь, как грусть окутает.
— Дедушка давно умер. Папа еще маленьким был.
— А я к сыну в Запорожье ездила. Второй раз женат. Первая у него погибла, вот уже седьмой год пошел. Людей спасала, а сама не уцелела. Он только в позапрошлый год женился.
Бабка помолчала, глядя в окно.
— Люди автобуса ждали, и наша Наденька с ними. Дорога широкая там меж скал проложена, а повыше площадка, если какой машине развернуться понадобится. Водитель из автобуса вышел, а тормоза не закрепил, и он пополз, автобус, к народу медленно — люди рассказывали потом, — а потом быстрее, но не очень быстро. И нет чтоб ему, проклятому, ровно ехать, так он еще вилять стал. Вот словно дьявол или фашист за руль сел и высматривает, где люди стоят. К одной скале прижмутся — он к ним заворачивает, перебегут к другой — он опять за ними. А Наденька стала камни под колеса подкладывать. Чуть остановится — опять перевалит через камень и вихляет. Только на Наденьке остановился. Видно, человечьей жертвы хотел.
— Бросилась? Специально чтоб остановить?
— Кто знает, доченька: телом решилась остановить или увернуться не успела. Остановила.
Бабка съела ягоду и долго смотрела на не отставшую от черенка косточку. Я хотела спросить: как же ее сын мог жениться? Это после такой-то жены! И не знала, можно ли об этом спрашивать.
— Сынок, Мишенька мой, долго один был. А в позапрошлом году с командировочной сошелся. В Запорожье теперь живут. Родители у нее старые. Отец хворает. Наденькина фотография у них на стене висит. Большая, в рамке. Видимо, неплохая женщина его жена теперешняя. Другие, знаешь?.. Разрешили бы фотографию вешать, жди…
— Зачем же он женился? Не может быть верным?
— Он Наденьку не забывает. Фотография висит. Не встретил бы хорошего человека — не женился бы.
Бабка встала, перевернула свою подушку. Я поняла, что она обиделась. Трудно со взрослыми разговаривать. Не скажешь ведь: «Если бы Наденька была вашей дочкой, не то бы говорили и со мной согласились бы».
Сразу мне залезать на свое место было неловко. И бабка мне уже нравилась. Далеко, параллельно поезду, шла машина, освещая фарами дорогу. Бабка дернула меня за руку. От улыбки краешки глаз закрылись.
— Тебя как звать?
— Кира.
— А меня — баба Аня. Анна Даниловна. Дома все баба Аня да баба Аня зовут.
Поняла бабка, молодец, что бабой Аней мне называть ее неудобно.
— Спать хочешь? — спросила она. — А то я все болтаю.
— Нет.
— Твои вон спят как хорошо, и поезд плавно идет, не качает. Дай бог здоровья машинисту, о людях не забывает. Есть я чего-то захотела, составь компанию, девка, уважь!
Анна Даниловна локтем легонько толкнула меня, а другой рукой доставала из сумки.
— Тут у меня в горшочке… Хлеб только в бумаге. Шуршать будет, проклятая. Это колбаска домашняя, смальцем залита. Невестка — хохлушка. Колбасу они вкусно делают.
Есть мне хотелось, а после черешни так очень.
Мы по очереди доставали пальцами куски колбасы, а от хлеба Анна Даниловна отделила ломоть.
«Хорошо, что бабушка не видит, она бы не одобрила», — подумала я, но так есть мне очень понравилось.
— Ты обиделась, что Миша женился? А я тебе скажу, что Наденьку я больше сына любила. Вот и сейчас живу с внучкой Любой и мужем ее Сашенькой. Люба неплохая, только нервная, бывает, по-родственному и накричит на меня, а Сашенька всегда мою сторону возьмет. Ты вот пока спала, я все лежала и думала: не ту кофту Любке везу, что заказывала купить. Она просила редкой вязки, а я плотную, теплую взяла. Она хотела розовую, а я опять не то — коричневую купила. Вот как она встретит меня теперь? Если бы не Сашенька, то и домой бы ехать не хотелось. Черешни для него везу. Любит он больше вишни, но не созрели еще.
— Спасибо, баба Аня.
— Давай-ка поспим, девонька. Да ты ножку-то на стол ставь, куда ты полезла? Со стола легче залезать вверх.