А дело было следующим образом. Прогуливаясь вечером в окрестностях в поисках ящериц, пауков и змей и будучи обут в сандалии, я имел неосторожность поставить правую ногу в нескольких сантиметрах от кустика полыни…»
Дальше папа описывал, как его укусила эфа. У него выработан иммунитет на укусы кобры и гюрзы, а эфа оказалась новым и вредным для папы ядом, так я поняла и передала письмо маме.
Мама, прочитав письмо, вернулась на почту. Я пошла за ней.
— Я телеграмму составлю, — сказала мама девочке. — Ты отдай своей маме, чтобы она передала.
— Я сама передам по телефону в Усть-Коксу, — ответила девочка.
«Вылетай на Горно-Алтайск через Барнаул, там на Усть-Коксу. Телеграфируй. Встречу. Целую Кира, Тамара».
— Что ты пишешь? — спросила я у мамы. — Мы четыре дня не могли машину достать. На чем мы встретим?
— Одна, без вещей я свободно доеду на попутках, — сказала мама так уверенно, что я поверила: она встретит.
Дверь в дом, где нам предстояло временно жить, была открыта, но вещи так и лежали у калитки. Тетя Зита заглянула под навес и сказала оттуда:
— Все цело, но я отсюда не уйду, Тамара, сама там договорись, а то, что я ни сделаю, ты недовольна всем.
Мы с мамой подошли к крыльцу, но подниматься не стали. Из дверей будто стреляли клубами пыли. Мы отступили назад, и скоро из проема двери, согнувшись над веником, появился мальчик. Он быстро-быстро обмел площадку крыльца, посылая пыль в воздух, и только тогда выпрямился.
Это был Толя. Тот самый, что сделал машину.
«А вдруг к нему Александр Васильевич приедет, а мы лошадей выпустили?» — испугалась я.
— Мамки нет, — сказал Толя.
— Нас к вам из райисполкома направили, пока пожить, — как взрослому, объяснила ему мама.
Толя, не отвечая, поискал за дверью рукой и вытащил ружье. Мы с мамой стали медленно отступать. Но Толя смотрел на верхушку столба у дороги. На нем сидела большая хищная птица — вроде ястреба, только больше размером — и протяжно кричала: «аню, аню!»
Толя прицелился, а мама как закричит:
— Не смей!
Но Толя уже выстрелил.
Птица шарахнулась с верхушки столба, но не упала, а полетела. Наверное, от маминого крика у Толи дрогнула рука и он промахнулся.
— Зачем же ты стреляешь? — напала на него мама, даже забыв, что Толя здесь хозяин.
Толя ответил недовольно:
— Они цыплят таскают.
Согнул ружье и выкинул из него гильзу в огород.
— И много он у тебя цыплят потаскал?
— У нас пока нет, а тамока утенка сцапал.
— Хочешь, научу, чтобы в поселок ни одна из этих птиц не залетала? — спросила мама.
— Но!
— Мы их к делу приспособим. Не помню, как эти птицы называются. По-моему, судя по крику, канюк. Только не ястреб, я знаю. Поля сусликами здесь кишат. Вдоль дорог как столбики они наставлены. Вот мы канюков и заставим истреблять сусликов…
— Вы живы? — спросила, подходя, тетя Зита. — Слышу, Тамара говорит бодро, а то не знала, куда бежать за помощью.
Толя спрятал ружье на старое место, хотел сесть на ступеньку, чтобы слушать дальше, но мама сказала:
— Можно хоть в дом войти, Толя? Мы очень устали.
— Но! Идите, — не очень радушно, но без открытого недовольства, сказал Толя. — А вон и мамка идет! — закричал вдруг он и так хорошо и никого не стесняясь улыбнулся.
Потом он, оттолкнувшись, далеко, почти до калитки, отпрыгнул с крыльца.
Оказалось, что мы приехали некстати, в день рождения хозяйки. Нам троим хотелось одного — попить чаю и лечь, но в доме была только одна комната, до половины разгороженная печью.
— Может, мы в сарае постелим сенца и ляжем? — спросила мама Татьяну Фадеевну.
— Сарая нет, а баньку мы вчера топили, в ней сыро еще. Да ничего. Ненадолго бабушки придут, посидят, чайку выпьем и разойдемся к приходу коров. Всем доить надо и вставать рано. В восемь коров опять на пастбище погонят, чтоб не в темноте.
— Разве на ночь у вас не в хлеву корову держат? — спросила тетя Зита.
— Зачем? Травы полно. Ночи теплые.
У дома, газанув, остановилась машина.
— Может, папка? — крикнул Толя и, бросив лепить из теста фигурки, выскочил из-за стола.
— Толька, руки об рубашку не вытирай! Все надеется, что отец приедет. Да ему до октября не выбраться. Я уже привыкла. Осенью побудет месяц дома, а на зиму опять к лошадям на тебеневку. Вы приезжие, я забыла. Зимой у нас лошади сами пасутся. Ногами снег разрывают, оголяют старую траву. Вы учительницей к нам? — спросила Татьяна Фадеевна тетю Зиту.
— Нет, я за травами приехала.