Получается, что на меня и не замахивались ни разу в жизни. Так почему же я боюсь? Мама меня за разбитые и поломанные вещи даже не ругает. Говорит: «Жаль». Но в этом «жаль» не звучит особого сожаления. А вот бабушка вещи жалеет, даже такие дряхлые, которые днем при соседях на помойку выкинуть неловко, разве только ночью. Кресла с ободранными плетеными спинками, кожаный диванчик, истертый до белизны. На них любил сидеть бабушкин папа. Мой диван бабушка, кстати, терпеть не может. Мама его тоже не любит, но купила. Потому, наверное, она его купила, чтобы проявить самостоятельность и что-то там такое в очередной раз доказать бабушке.
В дверь позвонили. По тому, как радостно мама вскочила от своих чертежей, а бабушка проворчала: «Не дадут ребенку поспать. Твоя Афродита или Изабелла, то есть Изольда. Мне кажется, Милочке зимой было бы теплее в своей шерсти», я поняла, что пришла тетя Зита. Она пришла не одна, а со своей собакой Милочкой. Милочка — умная и очень приветливая собака. На длинных ушах светло-серая шерсть, а остальное все сострижено. Тетя Зита вяжет себе разные кофты, береты, шарфы, а для Милочки на зиму шьет попонки из старых суконных тряпок. Но тетя Зита подобрала Милочку больную, истощенную и долго лечила, вызывая врачей на дом. Может быть, она так закаляет ее. Я не знаю.
Милочка подошла ко мне поздороваться, я чуть подвинулась, и мой диван-крыша зловеще заскрипел. Милочка сочувственно поглядела на меня.
«Милочка, — мысленно сказала я, — можно, я скажу, что это ты сломала диван? Ну можно, Милочка?»
Она посмотрела на меня без всякого упрека и согласно вздохнула, но именно поэтому я решила от ее жертвы отказаться.
Тетя Зита очень ревнует Милочку к другим людям, она никак не хочет понять, что собаке иногда хочется пообщаться со мной. Ведь это не измена, верно? Но собак, как и детей, не спрашивают об их чувствах.
Тетя Зита позвала Милочку, и та неохотно побрела к ней.
— Кира больна? — тихо спросила тетя Зита.
— Нет. Ей пора спать. Одиннадцатый час. Ты поздно пришла сегодня, — ответила мама.
— Сейчас полдевятого, — сказала тетя Зита.
— Завтра первое апреля. Я часы перевела, чтобы не забыть, — сказала бабушка.
— И я тоже, — сказала мама.
— Как-то вы синхронно перевели вперед, а нужно назад, — сказала тетя Зита.
— Кира, у тебя есть минут сорок, ты можешь встать, — разрешила бабушка.
— Спасибо, не надо, пейте чай, смотрите телевизор, а я ладно…
Я вдруг почувствовала, что устала от этих «ложись», «вставай», захотела спать, и как-то спокойно сказала:
— У меня тут диван сломался.
Но на мои слова не обратили внимания.
Я проснулась от жалобного лая собаки. Милочка лежала на полу возле моего дивана, и дергала лапами во сне, будто бежала, и то радостно, то тоскливо взлаивала. Ей что-то снилось.
— Тс-с! Потом. Она сейчас заснет, — прошептала мама, вглядываясь мне в лицо.
Мама и тетя Зита сидели за столом у окна. Тетя Зита вязала. Наверное, новую кофту из Милочкиной шерсти. А мама водила пальцем по кактусу, будто гладила его.
«Терпеть не может кактусы, зачем гладит?» — подумала я.
— Ну вот, клеенка выгорела, — прошептала мама, выпрямляя лампу-«подхалимку», — свекровь ворчать будет.
— Пора, пора, мой друг, лететь, — прошептала как стихом тетя Зита.
— Тетя Зита, что вы вяжете? Кофту? — спросила я.
— Берет, детка. Спи! Мосты развели, и мы с Миледи задержались.
От своего настоящего имени Милочка вскочила, ошалело моргая оглядела нас сонными глазами и, покрутившись на одном месте, опять легла. Спать расхотелось, но, чтобы не мешать подружкам, я перевернулась на другой бок, честно стараясь их не слушать.
— Знаешь, Томка, как там здорово, — зашептала тетя Зита. — Ты на Кавказе была?
— Нигде я не была. Ты же знаешь. На даче и в Выборг ездила. В Луге еще была и то девчонкой, с хором.
«Вот это да!» — удивилась я, даже не подозревая, что мама умеет петь.
— На Кавказе мне очень нравится, только я быстро начинаю скучать по нашей Карелии, — опять зашептала тетя Зита. — А там как-то все вместе соединено: вроде и Кавказ, и Карелия.
«Хоть бы не шептались, а просто говорили тихо. Так невольно прислушиваешься», — злилась я, пытаясь заснуть.