Кровь у тебя под носом, сказал Добрица. А, сказал я. Это... сейчас. Добрица перепугался: тебе что, плохо? Не, нормально, говорю, поднимаясь с земли. Голова только закружилась. А, говорит Добрица.
Вернулись мы в казарму. Умылся я в умывальнике, помаячил туда-сюда по подразделению, почитал «Эммануэль», выкурил в туалете прапорщицкую поганую «ватру», потом пошел в ленинскую комнату мультики смотреть. И вот как раз закончились «Утиные истории» и начался Чип с Дейлом, когда мы услышали первые выстрелы. Судя по направлению, откуда доносилась пальба, стрелял часовой возле оружейных складов. Сначала он бабахнул раз, после еще раз, а потом, видимо, справившись с предохранителем, засадил длинной очередью.
— Ого! — по забитой народом ленкомнате пробежал бодрый шумок. — Рэмбо опять дембеля поймал!
— Бьет на поражение! — авторитетно заявили из угла.
Два месяца назад у нас вышел дурацкий случай. Дух из второй роты, впервые попавший в караул, с перепугу расстрелял весь магазин в перелезшего через забор сослуживца, который в гражданской одежде возвращался под утро из самоволки. Дембель был пьян в дугу и по этому поводу пер напролом. У часового руки ходуном ходили, из-за чего ни одна пуля не попала в цель, зато серьезно пострадали стекла случившейся рядом бани и кабина припаркованного возле нее автобатовского «ЗИЛа». Несмотря на причиненные разрушения, командование решило, что караульный действовал по уставу, дембеля-алкоголика сгноили на гауптвахте, а за несчастным духом, на следующую ночь крепко избитым приятелями обстрелянного, намертво закрепилась кличка «Рэмбо». С тех пор эта история стала у нас излюбленной темой насчет посмеяться...
На улице стихло, а потом снова раздалась очередь патронов в пять, и еще одна — короткая. И снова тишина.
Прошла минута, а потом по тротуару возле казармы загрохотали разношенные солдатские сапоги. Вся ленкомната прилипла к окнам, мы с Добрицей, ясное дело, тоже прилипли. Там, внизу, по направлению к оружейным складам бежали пятеро солдат во главе с дедушкой-сержантом — свободная смена суточного караула, которую выстрелы на четвертом посту выгнали из сторожевого помещения. У каждого на плече болтался семьдесят четвертый «АКС» с откинутым прикладом и пристегнутым магазином. Они свернули за угол, а секунд через пятнадцать их автоматы разразились кашляющим лаем. Мне показалось, что среди остервенелого тарахтения автоматных очередей кто-то пронзительно вскрикнул: «Серега!..» Потом из-за утла вывалился один из караульных — автомата на нем не было, панамы тоже. Пригибаясь, зигзагами, словно вспугнутый заяц, караульный стремительно пересек строевой плац и нырнул в двери расположенного напротив штаба полка.
Стрельба продолжалась еще некоторое время, пока «АКСы» по одному не умолкли — я думаю, караул выпустил все патроны, которые у него были с собой. И после того как внезапная тишина перестала звенеть у нас в ушах, со стороны оружейных складов начал доноситься отвратительный влажный звук, которого можно добиться, размазывая ложкой теплое сливочное масло по хлебу. Правда, судя по силе звука, ложками там работало не меньше трех батальонов голодных солдат.
Ленкомната встала на уши. В те минуты никто из нас не догадывался о масштабах бедствия, разворачивающегося в части, и в общем взбудораженном гуле возникали самые дебильные версии, даже заключались крутые пари: если это террористы или местные моджахеды, ты мне отдаешь две следующие зарплаты, а если какие-то салабоны, доведенные до ручки свирепой дедовщиной, заперлись и отстреливаются, я тебе отдаю свой почти доделанный дембельский альбом.
Один только покойный Добрица сказал мне вполголоса:
— Чует мое сердце...
И у меня тоже, честное слово, в груди заныло. Ведь тот канализационный люк, куда мы свою отраву вылили, прямо у четвертого поста расположен, у самых складов. Выхолит, задержись мы на четверть часа, попали бы в самый эпицентр перестрелки...
Потом на тумбочке дневального у входа слабо задребезжал телефон, и с этого паскудного момента дальнейшие события разворачивались со стремительностью тутой спиральной пружины, выпрыгнувшей из корпуса заводной игрушки. Дневальный поспешно схватил трубку, ему что-то сказали, он что-то ответил, ему еще что-то сказали, он испуганно пискнул «Есть!» и, с трудом прочистив свое петушиное горло, хрипло заблажил:
— Батальон, боевая тревога!
Мы еще несколько секунд сидели на местах, недоуменно озираясь — стать жертвой идиотской шутки скучающих дембелей не хотелось никому. Однако в ленкомнату вихрем ворвался дежурный по батальону и бешено заорал: