Уже, конечно, было телевидение, но до Аксая разве что слухи о таком чуде -- домашнем кино -- доходили. Правда, с книгами было тогда гораздо легче, но зато в библиотеках, ныне почти пустующих, хорошую книгу ждали по записи месяцами. В кино крутили фильмы, менявшиеся каждые два дня; по субботам и воскресеньям в парке, рядом со строящимся элеватором -- танцы под оркестр. Зато и оркестр был! Настоящий эстрадный оркестр, в котором все до одного играли рабочие, а руководил им младший сын дяди Саши -- Клайф, трубач. У Вуккертов вся семья была музыкальная, а сам глава играл на аккордеоне, но, конечно, не в оркестре. Выступала в первенстве района футбольная команда "Строитель" из Аксая -- в команде опять же играла молодежь с элеватора, включая двух-трех школьников-старшеклассников. Но тогда и оркестр выступал на общественных началах, а в футбол играли только по воскресеньям. Досуг был за счет досуга. Читая теперь статьи о досуге, Атаулину так и хотелось помянуть порядком подзабытую пословицу: "Делу время -- потехе час". А по статьям выходило наоборот: "Потехе время -- делу час", хотя о деле в них зачастую даже и не упоминалось, после каких это таких трудов праведных требовался особый отдых и развлечение. И еще он обратил внимание, что материалы эти написаны страстно, эмоционально и, наверное, легко находили сторонников. "Так бы о работе живо и убедительно писали, наверное, дело лучше бы шло..."
...Слева от Нагорного по железной дороге лежал казахский город Актюбинск, справа, почти на таком же расстоянии, уже российский, старинный город Оренбург.
Как-то так складывалась школьная, да и студенческая жизнь, что ему ни разу не удалось побывать в Оренбурге, только проезжал мимо, когда возвращался из Москвы на каникулы, да и то не часто, потому что студенты в те годы проводили лето на целине, в Казахстане. Из Оренбурга были родом его родители -- и погибший в войну отец, и мать. Когда получал назначение в Алма-Ату, подумал, что при возможности будет выбираться в соседние города.
Однажды в субботу, как и задумал, он приехал, наконец, в Оренбург. Ткнулся в одну гостиницу, в другую -- нигде мест, несмотря на субботу и то, он просился всего на одну ночь, не было. Стояло лето, ночи были теплые, он молод, и за трагедию это не посчитал -- проспал ночь на скамейке оренбургского парка, но уже больше никогда не ездил ни в город, что слева, ни в город, что справа. Да и времени не было -- элеватор с каждым днем требовал все больше внимания.
Возвращаясь из Оренбурга, из которого вышли многие татарские писатели и известный всему миру Муса Джалиль, Атаулин и не подозревал, что всего через несколько лет ря-[айдут крупное месторождение газа и от тихого городка, с его неспешной, несуетной жизнью не останется и следа. Бурно растущий индустриальный гигант подчистую снесет тихие кварталы красно-кирпичных купеческих особняков, с названиями, хранящими безвозвратно ушедшее время: Форштадт, Аренда, Татарская Слобода...
Ничего этого не предвидел Атаулин, и, возвращаясь на попутном грузовике в свой поселок, думал о таких же, как молодых инженерах, врачах, учителях, волею распределения попавших в сотни тысяч местечек, подобных Аксаю. И как они, наверное, отыскивая на карте свой райцентр, аул, кишлак, станицу, село, радовались, что рядом, в часе езды х, находится город. Какие строили планы! На воскресенье -- непременно в город: в музеи, театры, на выставки, в городскую библиотеку. Может, и бегут из маленьких местечек молодые специалисты, что городу нет до них никакого дела. Может, у некоторых надобность в этих коротких ках постепенно бы и отпала, прошла бы со временем тоска по городу, и нашли бы они прелесть жизни в своих маленьких местечках. А если и не нашли, то без особых тягот отработали бы положенное -- и за то спасибо. Если бы помнили о них, молодых сельских специалистах, не только об их работе заботились, но и о досуге. Вот у кого досуг -- самое больное, уязвимое место. Им, в большинстве своем выросшим в больших городах, как воздуха не хватало этих городов -- их шума, толчеи, театра, музеев, кино, чтобы не остановиться в своем профессиональном росте и развитии...
Так с горечью думал он, трясясь в кузове попутного грузовика, под высоким звездным небом Оренбуржья.
Иногда в Аксае после кино заходил он в парк на танцы. Тогда танцплощадка принадлежала взрослым, подростки избегали таких мест, да их попросту и не пустили бы, еще существовало четкое правило: что можно, что нельзя. На танцплощадке обычно больше половины молодежи было со стройки. Клайф, завидев на площадке начальника, непременно играл "Тишину"-- модное в те годы танго. Странно, как он догадался, что эта трошинская песня нравилась ему. И все же он не чувствовал себя здесь в своей стихии, поэтому особенно не задерживался, даже если и хотелось потанцевать.
Каждый раз, уходя с танцев, он невольно сворачивал из парка не домой, а на свою строительную площадку.
Сторож, старый казах Нургали-ага с берданкой, всегда был на посту. Он встречал Мансура приветливо и, зная его привычки, включал в проходной все прожектора стройки, наверное, далеко в степи виден был этот яркий костер света. Прожекторов для стройки Атаулин не пожалел -- освещение было под стать дневному. Иногда большие конструкции приходилось бетонировать и по ночам, без перерыва, чтобы шел однородный бетон, а иногда, когда стояла невероятная жара, бетонщики просились поработать в ночь--только ночь приносила прохладу и ветерок из степи. Он не спеша обходил огромную стройку из конца в конец, и хотя, казалось, он все знал о ней, вдруг в эти ночные обходы видел что-то более отчетливо, чем днем. За эти озарения он и любил ночные набеги на элеватор...
..."Всего лишь десять лет прошло, как я уехал из Союза, и уже мне что-то трудно понять и ясно представить,-- думал Атаулин.-- Может, следует спросить об этом у девушек из Кишинева, уж о досуге-то они наверняка все знают". Но так и не спросил. Все те, кого он знал и уважал -- а среди них были самые разные люди,-- никогда не мучились вопросом, как убить свободное время, всем им не хватало этого времени, и они считали, что это величайшее счастье, если выпадает редкая возможность отдохнуть, а уж как -- учить их было не надо. Все-таки все эти бесконечные разговоры о досуге возникают, наверное, от безделья, от нравственной пустоты, и тут никакими дискотеками не поможешь, и ломать копья, то бишь перья, не стоит...
...Январь в первую зиму на стройке выдался суровым: снега, метели, температура, как и летом,-- за тридцать, только ниже нуля. Стройка встала, в обычном режиме работали лишь арматурные цеха, хорошо оборудованные, теплые. В зимние месяцы у женщин даже повышалась производительность труда, и заготовками были обеспечены на месяц вперед. А вязать ее впрок, подвергая коррозии, не было резона.
"Что делать?" Этот вопрос витал на каждой планерке. И однажды Атаулин предложил:
-- Я вижу только один выход -- всем уйти в трудовой отпуск, а если надо будет, прихватить даже неделю-другую без содержания, но с условием, чтобы с весны сразу работать весь световой день и наверстать упущенное, иначе все наши старания по экономии и себестоимости яйца выеденного не будут стоить. Грея каждый кубометр бетона, паля костры, чтобы не смерзался раствор, сожжем не только всю опалубку, но и весь строевой лес пустим на дрова.
А если еще по какой-то случайности бетон окажется из-за холодов некачественным и конструкцию придется ломать -- полетят на ветер тонны цемента, а мы здесь перетряхиваем каждый мешок, чтобы и грамма не пропадало, я уже не говорю о трудозатратах. Товарищи, я прошу вас: идите к людям и постарайтесь объяснить, что делается это в интересах не только строительства, но и в интересах каждого рабочего. Да и что можно заработать, простаивая целый день у горящих костров?