В тюрьме он себя держал спокойно и просил "почитать книжек". Но когда я однажды взошел к нему в камеру, он заявил мне какую-то совершенно нелепую жалобу на смотрителя и, не получив по ней удовлетворения, сказал мне:
"Значит, теперь мне надо на в а с жаловаться?" - "Да, на меня". - "А кому?" - "Прокурору судебной палаты, а еще лучше министру юстиции: он здесь будет через неделю". - "Гм, мое дело, значит, при нем пойдет?" "Да, при нем". - "Эх-ма! В кармане-то у меня дыра, а то бы князя Урусова надо выписать. Дело мое ведь очень интересное. А кто меня будет обвинять?" - "Я". - "Вы сами?" - "Да, сам", - "Тото, я думаю, постараетесь! при министре-то?" - вызывающим тоном сказал он. "За вкус не ручаюсь, а горячо будет", - ответил я известной поговоркой. "А вы бы меня, господин прокурор, пожалели: не весело ведь на каторгу идти". - "Об этом надо было думать прежде, чем убивать для грабежа". - "А зачем он мне денег не дал? Ведь и я хочу погулять на праздниках. Я так скажу: меня не только пожалеть надо, а даже быть мне благодарным. Не будь нашего брата, вам бы и делать было нечего, жалованье не за что получать". - "Да, по человечеству мне и впрямь жаль", - сказал я. "А коли жаль, так у меня к вам и просьба: тут как меня выводили гулять или за нуждой, что ли, забралась ко мне в камеру кошка, да и окотилась; так я просил двух котяток мне отдать: с ними занятнее, чем с книжкой. Однако не дали. Прикажите дать, явите божескую милость!" Я сказал смотрителю, что прошу исполнить просьбу Нечаева.
В заседании суда, в начале июня, действительно присутствовал граф Пален, приехавший в Казань на ревизию.
Нечаев держал себя очень развязно, говорил колкости свидетелям и заявил, что убийство совершилось "фоментально" (т. е. моментально). Присяжные не дали ему снисхождения, и он был приговорен к 10 годам каторги. В тот же день казанское дворянство и городское общество давали обед графу Палену в зале дворянского собрания. В середине обеда мне сказали, что приехал смотритель тюремного замка по экстренному делу. Я вышел к нему, и он объяснил, что Нечаев, привезенный из суда, начал буйствовать, вырвал у конвойного ружье и согнул штык (он обладал громадной физической силой), а затем выломал у себя в камере из печки кирпич и грозил размозжить голову всякому, кто к нему войдет. Его удалось обезоружить, но смотритель находил необходимым заковать его в ручные и ножные кандалы, не желая, однако, это сделать без моего ведома, так как на мне лежали и обязанности старого губернского прокурора. Я отнесся отрицательно к этой крайней мере и посоветовал ему подействовать на Нечаева каким-нибудь иным образом. "Что - котята еще у него?" - "У него он возится с ними целый день и из последних грошей поит их молоком". "Так возьмите у него в наказание котят". Смотритель, старый служака прежних времен, посмотрел на меня с недоумением, потом презрительно пожал плечами и иронически сказал: "Слушаю-с!"
Прошло три дня. Смотритель явился ко мне вновь. "Господин прокурор, позвольте отдать котят Нечаеву". - "А что?" - "Да никак невозможно". "Что же? буйствует?" - "Какое, помилуйте! Ничего не ест, лежит у дверей своей камеры на полу, стонет и плачет горючими слезами.
"Отдайте котят, - говорит, - ради Христа, отдайте! Делайте со мной, что хотите: ни в чем перечить не буду, только котяточек моих мне!" Даже жалко его стало. Так можно отдать? Он уж будет себя вести примерно. Так и говорит:
"Отдайте: бога за вас молить буду!"
И котята были отданы убийце Чернова.
Из казанских воспоминаний
Появились в "Русской старине" (1907. No 10) и вошли в первые тома "На жизненном пути" и Собрания сочинений.
С. 39. криминолог Ломброзо Чезаро (1835 - 1909) итальянский врач-психиатр, автор антропологического учения о прирожденной преступ ности; русская демократическая печать (писатели, социологи, ученые) резко восстала против этой теории.