Политическая ситуация, которую я застал по приезде в Киев, была весьма неутешительной. В письме, датированном 22 августа, еще из Финляндии, я писал:
«Едем под впечатлением тяжелых вестей из-под Риги. Неспокойно на душе. Все идет с какой-то фатальной правильностью вниз по наклонной плоскости» …
Уже по возвращении в Киев, в письме от 10 сентября, я мог добавить:
«О наших политических делах вы информируетесь газетами. Вероятно, чехарда министров и генералов издалека кажется еще более чудовищной…
Дела идут скверно — et voilà tout![39]»
Через неделю я писал:
«В политике у нас все еще туман. Правительство занимается конструированием самого себя и пока довольно безуспешно. А всякие грозные процессы разложения и обнищания идут совершенно параллельно, независимо, с фатальной неизменностью… До чего мы докатимся, трудно сказать».
И, наконец, в письме от 1 октября:
«Политические и военные дела идут все хуже и хуже. Воцаряется полная апатия и усталость».
То была эпоха предсмертных судорог Временного Правительства. Падение Риги, корниловщина, нападение немцев на острова Эзель и Даго, Демократическое совещание, Совет Российской Республики — все эти впечатления сменялись с утомительной быстротой. А основной фон всему давал неудержимый рост большевизма. Он давал себя чувствовать и у нас в Киеве. Первые председатели Советов рабочих и военных депутатов — оборонцы Незлобин и Таск — были отстранены. Первого заменил интернационалист Смирнов, второго — украинский с.-р. Григорьев. А затем, — в то же время, когда большевики стали господствовать в Петроградском Совете, председателем которого был избран Троцкий, — наши два Совета слились и избрали своим председателем большевика Георгия Пятакова[40].
Единственным светлым пунктом на фоне киевской общественности казалась тогда молодая Городская Дума. Произведенные в конце июля выборы окончились, как и следовало ожидать, победой списка № 1 — списка «социалистического блока». Этот список получил, кажется, около 80-ти мест в Думе. Остальные сорок распределялись между кадетами (10 гласных), польским блоком (7), еврейским демократическим блоком (5), еврейскими социалистами (3), внепартийной группой русских избирателей (во главе с Шульгиным), украинцами и большевиками. Первые заседания Думы произошли еще в моё отсутствие. Из газет я узнал, что председателем Думы избран пользовавшийся всеобщим уважением журналист В.А.Дрелинг (с.-д. меньшевик). Он с большим достоинством исполнял свои функция во всех разнообразных обстановках, в каких пришлось работать киевской Городской Думе. В последние годы, при большевиках, он очень нуждался, работал в кооперативах и переутомлял себя лекциями в различных учебных заведениях. Летом 1920 года он погиб от холеры, в течение нескольких часов: истощенный организм потерял всякую способность сопротивления… О должности городского головы между партиями социалистического блока шли продолжительные переговоры. В конце концов этот пост достался эсерам, основывавшим свое право главным образом на повсеместном успехе, который имела тогда на выборах их партия. Киевским Городским Головой стал эсер Евгений Петрович Рябцов, о котором я уже упоминал. Для нас — его товарищей по адвокатскому сословию — его выбор казался несколько неожиданным. В больших личных качествах — природном уме, такте, трудоспособности, прекрасном ораторском даровании — никто ему не отказывал. Но, как мы все знали, его подготовка к руководству муниципальными делами крупного города не могла быть очень солидной. При этом мы, однако, забывали хорошую немецкую поговорку, особенно пригодную во времена революций: Amt gibt Verstand[41]. Если Гучков и Керенский были военными министрами, Некрасов — министром путей сообщения, Терещенко — министром финансов, то отчего бы Рябцову не быть киевским городским головой? Будущее показало, что немецкая поговорка оправдалась в отношении Рябцова больше, чем во многих других случаях. Да и обстоятельства сложились так, что киевской Городской Думе меньше всего пришлось хозяйствовать, а чаще и больше всего — защищать себя и, вместе с тем, население города Киева от всей галереи наших завоевателей — сначала от украинских шовинистов, затем — от большевистских конкистадоров, от германских комендантов, от гетманских «хорунжих», от петлюровцев, снова от большевиков и т.д.
40
Пятаков Георгий Леонидович (1890—1937). Сын инженера. 15-летним реалистом участвовал в уличных митингах, исключён из училища. В 16 лет вёл анархистскую пропаганду и участвовал в "экспроприации", готовился к террору. С двадцати лет — с‑д. В 1913 сослан на поселение в Сибирь, оттуда уехал через Японию в Европу — Швейцария, Швеция. После Февральской революции 1917 — председатель Киевского комитета большевиков, потом и — Киевского Совета Рабочих Депутатов. Активный участник Октябрьского переворота в Киеве, подпольная деятельность на Украине, с конца 1918 — первый глава советского правительства Украины. В Гражданскую войну большей частью был комиссаром, не чуждался карательной деятельности, в 1920 вместе с Троцким делал попытку создавать Трудармию (прообраз трудлагерей) на Урале. В 1922 — председатель Трибунала на процессе эсеров в Москве. С 1923 — член ЦК. Все годы — в руководстве хозяйством СССР, к 1930-м годам — фактический руководитель всей тяжёлой промышленности. Арестован, подвергнут пыткам, после показательного процесса расстрелян. —