Однако события оказались сильнее самых благородных побуждений. Слишком уж явственна была выгода для самостийной Украины от немедленного мира, чтобы менее разборчивые в средствах коллеги нашего министра иностранных дел не ухватились за эту возможность. И действительно, Генеральный секретариат послал в Брест для переговоров украинскую делегацию. Германцы поступили очень умно, тотчас же признав ее и начав вести с ней переговоры, параллельно переговорам с Троцким.
Делегация Центральной Украинской Рады в Бресте состояла из Голубовича, Севрюка и Левицкого. Мне пришлось присутствовать в заседании Рады, на котором эта делегация делала свой первый доклад; заседание было чрезвычайно характерным и интересным. Впрочем, речь шефа делегации и будущего украинского премьера Голубовича была по обыкновению бесцветна. Но большое оживление внес доклад Севрюка — совершенно еще молодого человека, чуть ли не студента, но при этом весьма неглупого и занимательного юноши. Он не без юмора рассказал о препирательствах украинцев с большевистской делегацией. Наконец, третий делегат, Левицкий[53], в простоте душевной никак не мог скрыть своего восторга по поводу выпавшей на его долю почетной миссии — представлять самостоятельную Украину на международной конференции. Украинские делегаты могли услышать критику только со скамей «меньшинств»: разногласия между самими украинскими партиями по вопросам войны и мира естественно не выносились наружу. И действительно, на этот раз мирной делегации досталось от Рафеса, произнесшего по этому поводу одну из удачнейших своих речей.
Рафес находился тогда как раз в полосе оппозиции против украинцев (в октябре он выступил в Городской Думе с речью против Временного правительства и в пользу украинцев и большевиков). Смысл его речи в Раде был тот, что украинская мирная делегация стремится использовать Брест в целях утверждения самостийности, и что для этой цели ею сознательно предаются интересы России; и без того слабая позиция России на конференции еще ослабляется внутренним расколом, который не преминут использовать немцы.
Все это было сказано открыто и с большой смелостью; смелостью он вообще обладал. Зал Педагогического музея, в котором заседала Рада, был переполнен, на хорах разместились солдаты, и настроение аудитории было чрезвычайно враждебно по отношению к оратору. Ему отвечал с трибуны Шульгин, которому пришлось заступиться за своих коллег. Он в довольно сдержанной форме заявил, что мир приходится заключать, так как воевать мы больше не можем. Легко критиковать действия делегации, работающей при таких условиях. Но пусть товарищ Рафес лучше скажет, как же нам продолжать войну?
— Дайте ему ружницу! — раздалось откуда-то с хоров.
Этот добродушный Zwischenruf[54] несколько разрядил атмосферу…
Вторично мне пришлось быть в Раде уже в начале января 1918 года, когда ясно обозначалась угроза большевистского завоевания Украины. Настроение было чрезвычайно напряженное, солдаты на хорах неистовствовали, требуя объявления «самостийности». Военный министр Порш, которого потребовали на трибуну, давал объяснения о положении на фронте и об организации украинской армии («Вильного казачества», как она тогда называлась[55]). Ему приходилось усовещевать аудиторию, взывать к терпению и выдержке. Еще, по его словам, не время провозглашать Украину независимой державой, пока у нее нет настоящей армии…
Неизвестно, насколько искренни были увещевания Порша. Но несомненно то, что, пустив в солдатские массы лозунг «самостийности», украинские политики ничем уж не могли заставить эти массы терпеливо дожидаться подходящего момента для ее провозглашения. Демагогия всегда была и будет палкой о двух концах, — она доставляет главарю призрачную власть над толпой и в то же время дает толпе реальную власть над главарем.
Под несомненным давлением солдатских масс лидеры украинских партий в конце концов решились на объявление самостийности. Оно произошло 14 января 1918 года, в форме провозглашения Четвертого (и последнего) Универсала. Все украинские партии, разумеется, голосовали в Раде за Универсал. Но из представителей меньшинств на этот раз никто не голосовал за, большинство воздержалось и, кажется, российские с.-д., с.-р. и «Бунд» голосовали против.
53
Левитский Николай Васильевич (1859—1936) — украинский кооператор, публицист, государственный и общественный деятель.
55
Вольное казачество (укр. Вільне козацтво) — отряды гражданской самообороны (добровольной милиции) и территориальные военизированные формирования, создаваемые весной и летом 1917 с целью поддержания общественного порядка, которому угрожали банды распропагандированных большевиками дезертиров. Первая сотня вольных казаков была создана в апреле 1917 в Звенигородке (в настоящее время — Черкасская обл.). К осени 1917 движение Вольное казачество распространилось на Киевскую, Волынскую, Херсонскую, Полтавскую, Черниговскую губернии и насчитывало около 60 тыс. человек. В октябре 1917 главным атаманом Вольного казачества был избран русский генерал Павел Скоропадский. С началом военного конфликта между провозглашёнными в 1917 УНР и большевистской Украинской Народной Республикой Советов (УНРС), претендовавшими на территории бывшей Российской империи, заселенные преимущественно украинцами, Центральная Рада принял решение преобразовать Вольное казачество в территориальную армию. В декабре 1917—апреле 1918 Вольное казачество сыграло важную роль в боях с большевиками (особенно в южных районах Киева). Однако проповедуемый лидерами и идеологами Украинской Центральной Рады национализм во многом (архаизм в военной терминологии, в военной форме, в общественной жизни и т. п.) оттолкнул прогрессивных и здравомыслящих людей, в первую очередь, большинство украинцев-офицеров Русской императорской армии, в лагерь белогвардейцев, украинских анархистов, украинских социал-демократов. По требованию германского оккупационного командования, в конце мая — начале июня 1918, Вольное казачество было разоружено и распущено гетманом Скоропадским. —