***
ГЛАВА 57
Страна управляется справедливостью, война ведется хитростью, Поднебесная добывается недеянием. Откуда я знаю, что это так? А вот откуда. Чем больше в Поднебесной запретов — тем беднее народ. Чем больше у народа оружия — тем сильней смута в государстве. Чем больше среди людей умельцев и искусников — тем больше диковинных вещей. Чем больше законов и указов — тем чаще бесчинства и грабежи. Поэтому мудрец говорит: я ничего не делаю — и народ сам по себе совершенствуется; люблю покой — и народ сам по себе исправляется; не занимаюсь делами — и народ сам по себе богатеет; не знаю желаний — и народ сам по себе опрощается.
***
ГЛАВА 63
Осуществляйте недеяние, не занимайтесь делами, вкушайте безвкусное. Велики они или малы, много их или мало — за обиды платите добром. Беритесь за трудное там, где легко. Беритесь за большое, пока еще оно мало. Все трудные дела в мире всегда возникают из легких. Все большие дела в мире всегда возникают из малых. Вот почему мудрец никогда не берется за большое—а потому и способен вершить большие дела. Тому, кто легко обещает, мало верят. Там, где много легкого, всегда много и трудного. Вот почему мудрец все считает трудным — а потому и нет для него ничего трудного.
***
ГЛАВА 64
Малоподвижное — легко удержать в руках. Еще не проявившееся — легко направить. Хрупкое — легко разбить. Мелкое — легко рассеять. Действовать надо там, где ничего еще нет. Наводить порядок надо тогда, когда еще нет смуты. Дерево в обхват рождается из крошечного ростка, башня в девять ярусов поднимается из кучки земли, путь в тысячу ли начинается под ногами.
Кто действует — проиграет, кто имеет — потеряет. Поэтому мудрец не действует — и не проигрывает, не имеет — и не теряет. Затевая дела, люди часто терпят неудачу при их завершении. Тот, кто кончает так же осмотрительно, как начал, неудачи не потерпит. Поэтому мудрец стремится к бесстрастию, не ценит редкие вещи, учится у не ученых и вновь проходит путь, пройденный другими. Он следует естественности всего сущего и не смеет действовать.
***
ИЗ ГЛАВЫ 65
В древности те, кто умел следовать Пути, не просвещали народ, а оставляли его в невежестве. Когда народ много знает, им трудно управлять. Поэтому тот, кто, правя страною, мудрствует, — действует ей во вред; тот же, кто правит не мудрствуя, — действует ей на пользу. Постигший эти две вещи будет примером для всех...
***
ГЛАВА 66
Моря и реки потому могут властвовать над долинами, что способны быть ниже их, — потому и могут над ними властвовать. Поэтому тот, кто хочет подняться над людьми, должен поставить себя ниже их. Тот, кто хочет встать впереди их, должен быть позади. Вот почему мудрец стоит высоко, а людям не в тягость, стоит впереди, а люди ему не завидуют. Оттого и Поднебесная не устает охотно его выдвигать. Он ни с кем не тягается — и потому никто в мире не может с ним соперничать.
***
ГЛАВА 68
Умелый полководец не драчлив. Тот, кто умеет сражаться, не дает волю ярости. Тот, кто умеет побеждать врага, не вступает с ним в схватку. Тот, кто умеет использовать других, ставит себя ниже их. Это называется добродетелью, избегающей борьбы. Это называется способностью использовать других. Это называется — следовать Небу и древнему началу.
***
ГЛАВА 76
Человек при рождении — нежен и слаб, а когда умирает — тверд и крепок. Все существа, и трава, и деревья при рождении — нежны и мягки, а когда гибнут — сухи и ломки. Ибо твердость и крепость — спутники смерти, а нежность и слабость — спутники жизни. Вот почему сильное войско не побеждает, а крепкое дерево гибнет. Большое и крепкое оказывается внизу, а нежное и слабое — наверху.
***
ГЛАВА 78
Нет ничего в мире мягче и слабей воды, но в борьбе с твердым и крепким ничто не в силах ее превзойти и ничто ее не заменит. Все в мире знают, что слабость побеждает силу, а мягкость побеждает твердость, но никто не может это осуществить. Поэтому мудрец и говорит: «Кто примет на себя унижение страны — станет государем. Кто примет на себя несчастья страны — станет владыкой Поднебесной».
Слова истины похожи на свою противоположность.
***
ГЛАВА 81
Верные слова не изящны, изящные слова не верны. Добрый не красноречив, красноречивый не добр. Мудрый не многознающ, многознающий не мудр. Совершенно-мудрый не копит: чем больше делает для людей — тем больше сам имеет, чем больше отдает людям — тем больше у него остается. Путь Неба — приносить пользу и не причинять вреда. Путь совершенномудрого — деяние без борьбы.
***
ИЗ „ЧЖУАН-ЦЗЫ”
Книга названа по имени древнего даосского философа Чжуан Чжоу (или Чжуан-цзы), жившего в конце IV — начале III вв. до н. э., и, по-видимому, составлена его учениками. О реальном Чжуан-цзы известно очень мало. Так же как и некоторые другие великие умы древнего Китая, он происходил из небольшого государства Сун, где на рубеже I—II тысячелетий до н. э. были поселены победителями наследники поверженной древней цивилизации Инь. К жителям этого царства остальной Китай относился с легким пренебрежением, о них, как о пошехонцах, рассказывали немыслимые истории, однако, быть может, именно более древняя и чуждая культурная традиция, еще теплившаяся в этих местах, была причиной подобной неприязни. Судя по всему, Чжуан-цзы был отпрыском очень знатного, но поверженного в междоусобной борьбе и обедневшего рода. Не желая обременять себя «царской службой», он покидает должность смотрителя плантации лаковых деревьев и живет в бедности, наслаждаясь «естественным существованием» и полной свободой. Обладая колоссальными знаниями, которые могли бы обеспечить ему завидную должность при дворе, он тем не менее сам плетет себе сандалии и видит в том не беду, но счастье. Он предпочитает, подобно живой черепахе, волочить свой хвост по земле», вместо того чтобы снискать почести и богатство ценой отказа от «истинной жизни». Впрочем, это уже из самой Книги — там о Чжуан-цзы рассказано немало, но литературный герой всегда несколько отличается от своего прототипа, и насколько велики отличия — в данном случае мы не знаем.
Книга Чжуан-цзы поражает своей парадоксальностью, шокирует совмещением несовместимого, зачаровывает мощью образов и неординарностью мышления. Она всегда влекла к себе мистиков и поэтов, и ее влияние больше всего сказывалось в литературе и искусстве — тут трудно найти другую книгу, равную ей по силе воздействия. Чжуан-цзы учил раскованности мысли и действия, сокрушал догмы и звал к естественности. «В невнятных речах, сумасбродных словах, дерзновенных и необъятных выражениях он давал себе волю, ничем не ограничивая себя... Он скитался вместе с духом Неба и Земли, но не смотрел свысока на тьму вещей... В основе своей он необъятно широк и непосредствен. В истоке своем он бездонно глубок и раскован: можно сказать, все охватил и достиг совершенства!» (пер. В. В. Малявина) — так характеризует его кто-то из учеников в своей интерполяции в последней главе книги. Однако Чжуан-цзы принадлежит не только прошлому: «Придя к нам из неведомой дали времен, наследие Чжуан-цзы служит открытию неведомого в нас» (Малявин В. В. Чжуан-цзы. М., Наука, 1983). Во всяком случае, в последние годы интерес к этой книге постоянно растет. К сожалению, ее полный перевод, опубликованный Л. Д. Позднеевой (Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая. М., Наука, 1967), хотя и не лишенный определенных недостатков, давно стал библиографической редкостью.
***
ИЗ ГЛАВЫ II
Полутень спросила у Тени:
— То пойдешь, то остановишься, то сядешь, то встанешь — отчего ты так непостоянна?
— Может, я от чего-то завишу? — ответила Тень. — А то, от чего я завишу, тоже от чего-нибудь зависит? Может, я завишу от чешуек на змеином брюхе или от крылышек цикады? Как узнать, что это так? И как узнать, что это не так?
***
Однажды Чжуан Чжоу приснилось, будто он бабочка: он беззаботно порхал, ликовал от восторга и не знал, что он — Чжоу. А когда вдруг проснулся, то даже удивился, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, будто он бабочка, или бабочке снится, будто она — Чжоу. Но ведь между Чжоу и бабочкой, несомненно, есть разница. Значит, то было превращение.