— Можно,— ответил привратник.
И лучник взял пригоршню пилюль — и съел.
Царь пришел в ярость — и повелел казнить лучника. Тот же попросил передать царю так:
— Я ведь только спросил у привратника — и он сказал, что есть это — можно. Ну, я и съел. Так что не я виноват, а привратник. И опять же: государю подарили лекарство от смерти — а я его принял. И если он теперь меня казнит, то и получится, что лекарство-то это — смертельное, а государя просто-напросто надули. Так что чем казнить неповинного и признавать тем самым, что тебя же и надули, уж лучше меня помиловать.
И царь не стал его казнить.
***
Когда луский царь Му-гун задумал послать своих сыновей на выучку в Цзинь и Чу, Ли Чу сказал ему:
— Это то же самое, что послать за помощью в Юэ, чтобы спасти упавшего в воду ребенка: хотя юэсцы отличные пловцы, ребенку этому — не жить. Или же, в случае пожара, послать за водой к морю: воды в море много, да только огонь ею не потушишь— ибо дальняя вода не спасет от близкого огня. Цзинь и Чу сильны — зато Ци находится рядом. И случись беда, боюсь, они нас не спасут!
***
Во время охоты Мэн Сунь изловил олененка и повелел Циньси Ба, чтоб тот отнес его к себе домой. Олениха бежала следом и жалобно стонала. И Циньси Ба, не выдержав, отдал ей олененка. Мэн Сунь же, вернувшись с охоты, пришел за ним к Циньси Ба.
— Я не выдержал,— сказал Циньси Ба,— и отдал его матери.
И Мэн Сунь в гневе прогнал его прочь. А через три месяца снова призвал к себе — и назначил наставником к сыну.
— Еще недавно вы обвинили его в проступке,— сказал Мэн Суню возничий,— зачем же теперь призвали и назначили наставником?
— Он пожалел олененка,— сказал Мэн Сунь,— может, пожалеет и сына?
***
Однажды Чжоу-ван устроил многодневную попойку— при свечах и закрытых окнах. И так одурел от веселья, что не знал уже — какой нынче день. Спросил у приближенных — не знали и те. Послал спросить у Цзи- цзы. А тот сказал своим близким:
— Правит Поднебесной, а никто в столице не знает, какой нынче день,— значит, плохи дела Поднебесной. Но если никто не знает, а я один буду знать,— тогда плохи мои дела!
И сославшись на то, что и сам пьян, сказал, что не помнит.
***
Один житель Лу умел хорошо плести обувь, жена же его искусно ткала шелковые ткани. Решили они перебраться в Юэ. И кто-то сказал мужу:
— Вы там непременно разоритесь.
— Почему же? — спросил лусец.
И человек тот пояснил:
— Обувь нужна, чтоб ходить в ней,— а юэсцы ходят босиком. Из шелка делают шляпы — а юэсцы ходят простоволосые. Если вы со всем вашим умением переберетесь туда, где нет в нем нужды, то уж как ни старайтесь — а разорения вам не миновать!
***
Когда Чэнь Чжэнь удостоился милости вэйского царя, Хуэй-цзы сказал ему:
— Умейте услужить и приближенным. Взгляните на тополь: посади его вкось — будет жить; посади вверх ногами — будет жить; посади от него черенок — все равно будет жить! Но пусть хоть десять человек сажают тополя, стоит кому-то одному выдернуть саженцы с корнем — и им уже не жить. Отчего же десяток человек, посадивших живучее дерево, не одолеют одного? Оттого что растить трудно, а выдернуть — легко. И хоть вы и сумели укорениться в сердце государя — слишком много найдется таких, что захотят вас оттуда изгнать. Так что будьте осторожны!
***
Некий житель Вэйского царства, выдавая дочь замуж, наставлял ее:
— Постарайся побольше накопить. Ведь жен часто прогоняют — мало кому удается дожить вместе с мужем до старости.
И дочь принялась копить. Свекровь же ее, полагая, что невестка слишком уж о себе заботится, прогнала ее из дома. И дочь привезла домой вдвое больше, чем увезла когда-то приданого. Отец же ее и не думал себя упрекать за дурной совет — напротив, считал себя мудрецом, ибо удалось приумножить богатство семьи.
Ныне те, что занимают чиновничьи должности, поступают подобным же образом.
***
Лу Дань трижды подавал советы чжуншаньскому князю— но тот им не внимал. Тогда, потратив пятьдесят золотых, он подкупил его приближенных. И при первой же встрече государь, без лишних слов, усадил его за пиршественный стол.
Выйдя из дворца, Лу Дань не стал даже заезжать в гостиницу, а поспешил немедленно уехать.
— Сегодня вас впервые приняли с почетом,— сказал ему возница.— Зачем же вы покидаете княжество?
— Князь оказал мне почет с чужих слов,— ответил Лу Дань.— Так же, с чужих слов, обвинит и в преступлении.
И впрямь: не успели они достигнуть границ княжества, а уж кто-то из княжеских сыновей стал хулить Лу Даня:
— Он приехал сюда шпионить за нами по наущению чжаоского царя.
И чжуншаньский князь повелел начать розыски Лу Даня — дабы привлечь его к ответственности.
***
ИЗ ГЛАВЫ XXIII
Бо Лэ обучал двух конюхов, как распознать коня, который любит лягаться. Повел их на конюшню Чжао Цзянь-цзы— посмотреть лошадей. Один из учеников тут же отыскал лягающегося коня. Другой подошел к нему сзади, трижды огладил круп — но конь не взбрыкнул. Первый конюх решил, что ошибся. Но другой ему сказал:
— Ты не ошибся. Только у этого коня вывихнуто плечо, а колени на передних ногах — опухли. Лягаясь, конь взбрыкивает задними ногами, а на передние — опирается Но если колени его опухли, он не может уже опереться на передние ноги — а потому не может взбрыкнуть и задними. Ты уже способен распознать, какой конь лягается,— да только не научился еще замечать опухшие колени!
***
Некий Цзянь Чжи-цзы, богатый сунский купец, торгуясь с соперниками за неотделанную яшму, что стоила сто золотых, выронил ее — будто бы нечаянно — из рук и разбил. И дабы возместить убыток, тут же уплатил за нее сотню золотых. После же, поправив ее и отделав, выручил за нее вдесятеро больше!
***
Один человек, что жил по соседству с буйным нахалом, решил продать дом и уехать. Кто-то ему посоветовал:
— Погодите — дайте уж ему натешиться досыта.
— Боюсь, что тешиться он будет за мой счет,— ответил человек. И уехал.
Недаром говорят: «Когда грозит беда — не стоит мешкать!»
***
Цзиньский Чжунсин Вэнь-цзы, спасаясь от погибели, проезжал через уездный городок.
— Здешний начальник,— сказал ему кто-то из спутников,— старый ваш друг. Почему бы вам не отдохнуть в его доме? Заодно бы дождались, пока подъедут отставшие колесницы.
— Когда-то любил я музыку,— сказал Вэнь-цзы,— и этот человек подарил мне прекрасную цитру. Любил подвески из нефрита — и он же подарил мне нефритовые кольца. Ища моего расположения, он потворствовал моим слабостям. Боюсь, как бы теперь, домогаясь расположения других, он не пожертвовал мною.
И поспешил уехать. А начальник тот и впрямь задержал две отставшие колесницы Вэнь-цзы и передал их новому правителю.
***
Когда чуский царь напал на царство У, усцы заслали в чуское войско Цзюй Вэя и Цзюэ Жуна — чтоб те подпоили солдат.
— Свяжите их, убейте и кровью смажьте барабаны! — приказал чуский полководец.
И вот воины спросили пленников:
— Перед тем, как отправиться к нам, вы гадали?
— Гадали,— ответили пленники.
— Ну и как, удачным ли было гадание?
— Удачным,— ответили пленники.
— А мы вот сейчас смажем вашей кровью барабаны — что вы на это скажете? — спросили чусцы.
— Это лишь подтвердит, что гадание было удачным,— ответили пленники.— Нас ведь затем сюда и заслали, чтобы разведать — каков у чусцев полководец. Если свирепый — значит, рвы надо рыть поглубже, а валы насыпать — повыше. А если мягкий — мы бы только расслабились... Теперь же, когда ваш полководец нас казнит, жители У повысят бдительность и укрепят оборону. Ведь гадали-то мы не о себе — о царстве. Нас казнят, а царство спасется — разве это не удача?! К тому же, если мертвые ничего уже не сознают, мазать нашей кровью барабаны — бесполезно. А если сознают — то мы-то уж во время битвы заставим ваши барабаны замолчать!
И чусцы не стали их убивать.