***
Цзэн-цзы говорил: «Тело человека — это то, что оставлено ему в наследство родителями; кто же посмеет без уважения относиться к родительскому наследству?» Меж тем отсутствие благоговения перед местом, где живешь,— непочтительность; нарушение верности повелителю, коему служишь,— непочтительность; исправление должности без усердия — непочтительность; неискренность в отношениях с другом — непочтительность; малодушие на поле сражения— непочтительность. Любой из пяти проступков этих влечет беды для ближайших родственников провинившегося; кто же посмеет без уважения относиться к своему долгу?
***
Как-то раз Юэчжэн Цзычунь спускался по лестнице и повредил ногу. После выздоровления он в течение нескольких месяцев все еще никуда не выходил и выглядел весьма опечаленным. Слуги его забеспокоились:
— Вы, господин, вот уже сколько месяцев, как залечили ногу, а все никуда не выходите. Позвольте узнать также, отчего вы так мрачны видом?
Цзычунь ответствовал им:
— Хорошо, что спросили об этом. Как я слышал от Цзэн-цзы, а тот, в свою очередь, от Конфуция, наше тело, достающееся нам в целости при рождении от родителей, точно так же в целости и должно быть возвращено им нами. Поэтому лишь тот, кто не наносит ущерба своему телу и не повреждает своей плоти, может быть назван почтительным сыном. Благородный муж шагу не ступит без памятования об этом. Я же забыл о дао сыновней почтительности, потому и опечален.
Посему и говорится: тело не принадлежит нам в качестве собственности,— оно лишь наследство, полученное от предков и родителей. Следовательно, главное, в чем необходимо наставлять народ,— это в сыновней почтительности. Проявляется же почтительность в кормлении престарелых. Для кого кормление престарелых представляется естественным, трудность заключается в том, чтобы оставаться при этом почтительным. Для кого при этом естественно быть почтительным, трудность заключается в том, чтобы всегда сохранять спокойствие. Кому удается сохранить спокойствие, труднее всего сохранить его до конца. Но лишь тот может считаться полностью постигшим сыновний долг, кто и после смерти родителей не бросает на их доброе имя ни малейшей тени.
***
Когда в стремлении достичь чего-либо начинают с корня— желаемого достигают через десяток дней; когда же в стремлении к чему-либо начинают с верхушки — только напрасно тратят силы. Ибо достижение славы и успеха зависит от правильно выбранного пути, который в состоянии подсказать только мудрец. Без мудрого же не может быть и речи о верной постановке дела. Поэтому и говорится: корень всякого дела — в обретении мудреца.
Некогда девица из рода Юсинь, собирая тутовые листья, нашла в дупле дерева грудного младенца. Она преподнесла его в дар правителю, а тот велел повару его выкармливать. Когда затем справились о происхождении младенца, выяснилось, что его мать жила у реки И и, будучи беременной, имела во сне видение, в котором дух- шэнь повелел ей: «Когда увидишь, что из каменной ступки выступает вода, иди на восток и не оборачивайся».
На другой день девица увидела, что в каменной ступке появилась вода, рассказала соседям о своем сне и пустилась в путь. Отойдя на восток десять ли, она оглянулась: все ее селение скрылось под водой. Сама же она за непослушание превратилась в полое тутовое дерево.
Узнав об этом, правитель повелел назвать младенца И Инем.
И Инь вырос и стал известен своей мудростью. Когда об этом прослышал Тан, он послал человека к главе рода Юсинь с просьбой отпустить к нему И Иня, но тот не согласился. Между тем сам И Инь стремился на службу к Тану, и тогда тот решил взять в жены одну из дочерей главы рода Юсинь. Глава был польщен и послал И Иня сопровождать невесту.
Ибо нет ничего, чего не совершил бы мудрый властитель, когда он стремится заполучить на службу мужа, владеющего дао, как нет ничего, чего не совершил бы владеющий дао муж в стремлении попасть на службу к мудрому властителю. Лишь обретя друг друга, могут они пребывать в радости.
***
Мудрец ведет дела так, будто никуда не спешит, но он везде поспевает. Кажется, что он медлит, но он всегда достаточно быстр, чтобы не упустить нужный момент.
Некий моист, по имени Тянь Цзю, желал непременно встретиться с циньским царем Хуэй-ваном. Три года прожил он с этой мыслью в Цинь, но случая так и не представилось. Тогда один знакомый упомянул о нем в разговоре с чуским царем, и моист направился в Чу. Он понравился чускому царю, и тот, присвоив ему ранг военачальника, отправил с поручением в Цинь. Таким образом, он наконец прибыл в Цинь и увиделся там с царем Хуэй-ваном.
— И кто бы мог подумать, что путь в Цинь лежит через Чу? — отозвался он затем об этих событиях в кругу приближенных.
Так что поистине бывает: что близко одному — далеко другому. Так же бывает и со временем.
Если некто, обладающий мудростью У и Тана, живет не во времена Цзе и Чжоу, ему невозможно преуспеть; так же, впрочем, как ничего нельзя поделать во времена Цзе и Чжоу, если нет таких мудрецов, как Тан и У. Поэтому мудрец должен следовать за временем, как тень следует за путником, не отставая ни на шаг. Так же и муж, владеющий дао, должен скрываться, дожидаясь своего часа.
Когда же приходит время, простой человек в холщовой одежде становится Сыном Неба, а повелитель всего лишь одной тысячи колесниц становится хозяином Поднебесной. Люди самого низкого происхождения становятся советниками трех великих царей, и обыкновенный простолюдин сводит счеты с могущественнейшим из властителей.
Поэтому мудрый ничто не ценит так высоко, как время. Ибо когда холод сковывает землю, даже Хоу Цзи не сможет ничего посеять, не дождавшись весны. И как бы ни был умен человек, он ничего не добьется, если время его не пришло.
Когда леса покрываются пышной листвой — можно рвать ее горстями хоть до вечера, не боясь, что это будет заметно. Но стоит выпасть осеннему инею — и леса стоят голыми.
Так же и трудность любого дела определяется не его сложностью, но выбранным для него временем.
Цзы-яна из царства Чжэн прикончили, когда гнались за бешеным псом: Гао Го из царства Ци расстался с жизнью, когда ловили убежавшего вола. Причиной их гибели стала слепая толпа. Если при случае пес или вол увлекают за собой огромные толпы людей — что уж говорить о человеке!
И в то же время целая конюшня голодных лошадей не заржет, пока не завидит сена; и свора голодных собак не зайдется в лае, пока не завидит костей. Но стоит им почуять сено или кости — и никому не удержать их порыва.
Так и народ: во времена смуты хранит молчание, пока не завидит мудреца. Но стоит народу узреть мудрого — и он потянется к нему в своих помыслах...
Посему мудрые властители и выдающиеся государственные мужи, желающие облагодетельствовать «черноголовых», лучше всего могут преуспеть в этом во времена смуты. Небо дважды не предоставляет случая. Удобный момент краток, но искусный мастер не медлит: правильно улавливает его.
***
Некогда цзиньский Вэнь-гун вознамерился сразиться с чусцами при Чэнпу. Призвав к себе Цзюфаня, он обратился к нему за советом:
— Как быть — ведь чусцев много, а наши войска малочисленны?
Цзюфань сказал в ответ:
— Я, ваш слуга, слышал, что тому, кто любит церемонии, недостаточными кажутся любые украшения, а тому, кто любит воевать,— слишком простыми все мыслимые хитрости. Нужно их просто обмануть, вот и все!
Когда Вэнь-гун сообщил его решение советнику Юн Цзи, тот сказал:
— Конечно, если спустить пруд, рыбы наловишь много. Только вот беда, на следующий год ее не будет вовсе. И если выжечь чащобу, можно славно поохотиться; зато на следующий год там не возьмешь ни одного зверя. Таков уж закон обмана и лихоимства. Если один раз и удастся что-либо урвать, то уж повторить не надейся — близорукий расчет!
Вэнь-гун все же использовал замысел Цзюфаня и нанес поражение чусцам при Чэнпу. Но когда по возвращении из похода он раздавал при дворе награды, высшую из всех получил Юн Цзи.
— Как же так,— заговорили справа и слева,— разве победа при Чэнпу была одержана не в соответствии с замыслом Цзюфаня? Как могло случиться, что, воспользовавшись его планом, наш господин обошел его при награждении?