«Согласно закону, получите двухкомнатную квартиру в районе новостроек».
Леня и сам знал, что положено согласно закону, но, как известно, закон у нас один на всех, а нас очень много, поэтому закона на всех не хватает, и тот, кто бойчей, свое не упустит, чье бы оно ни было! Причем все в удовлетворении, потому как большинство понятия не имеет, как живет меньшинство, что для счастья, пожалуй, самое главное. А кто хочет жить лучше, надеждой источен до косточек, лишь глазки горят, но с годами обугливаются, гаснут.
Но шанс, шанс есть у каждого!
И, подмигнув двумя глазами, Леня, как ему показалось, интимно шепнул:
— Знаю, что нельзя, но смерть как охота… трехкомнатную.
Максим Петрович развел глаза в стороны:
— Я бы с радостью, но вы же знаете сами. Если бы вы были матерью-героиней, академиком, хотя бы идиотом со справкой, то, естественно, имели бы право на дополнительную жилплощадь, а если вы нормальный человек, увы!
И тут Леня выплеснул из себя фразу, бессмысленную до гениальности. Она прозвучала так:
— Максим Петрович! Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного.
Максим Петрович, пытаясь понять смысл услышанного, перестал на миг косить и, показав Лене глаза, которые оказались не карими, а зелеными, прошелестел одними губами:
— Зайдите в четверг после трех. И не забудьте размеры границ.
Дома, сидя за столом и тряся над борщом перечницу, Леня сказал жене:
— Люсь, падай в обморок! Я, кажется, выбил трехкомнатную.
Люся, как при команде «Воздух!», рухнула на пол и, припав к ногам мужа, заголосила:
— Ленчик! Миленький! Положена двухкомнатная — будем жить. Раз ты что-то задумал, и однокомнатной не дадут. У тебя легкая рука, вспомни. Из ничего — бац — и беда!
— Цыц! — Леня треснул по столу вилкой. — Цыц, любимая! Сначала послушай, а потом убивайся. Тут все чисто. Ну, придется немного дать. Но иначе никогда не видать трехкомнатной.
— А ты что ему пообещал? — спросила жена.
Леня поворошил вилкой тушеную капусту:
— Я ему тонко намекнул.
Люся села:
— Господи! Тогда в трамвае тонко намекнул и чуть не убили! На что ты мог намекнуть ему, несчастный?!
Леня наморщил лоб, вспоминая неповторимую фразу:
— Я сказал: «Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного». Неплохо сказано, да?
Люся застонала:
— Переведи с идиотского на русский. Сколько это в рублях?
Леня сказал:
— А я откуда знаю? Сколько у нас на книжке?
— Осталось сто семь рублей тридцать копеек.
— Значит, столько и получит, — отрезал Леня.
Люся заплакала:
— Ленчик! Тебя посадят. Ты не умеешь давать. Тебя возьмут еще в лифте, в автобусе. А за дачу взятки — от трех до восьми лет. Значит, тебе дадут десять.
Ленчик, на кого ж ты нас бросаешь?! Ты никогда в жизни не мог ни дать, ни взять. Вспомни дубленку, которую ты мне достал по дешевке за двести пятьдесят рублей. Этот кошмарный покусанный молью или собаками милицейский тулуп, который еле продали через год за пятьдесят пять! А сметана, которую Коля вынес нам с молокозавода?! Ты ее тут же разлил в проходной под ноги народному контролю.
Тебя чуть не посадили, списав на тебя все, что с молокозавода вынесли трудящиеся.
Леня сидел как оплеванный…
Люся хлебнула компота и окрепшим голосом продолжала:
— А кто пригласил меня и Калитиных в валютный бар? Кто сказал: «Там дружок у меня и все схвачено?» И действительно, нас тут же схватили! Пытались выяснить, с кем из иностранцев мы хотели встретиться и с какой целью? Хорошо, что директор гостиницы, поговорив с тобой полминуты, велел отпустить, поняв, что нет в мире иностранца, которого ты можешь заинтересовать. Не родился еще такой! Не давай взятку! Посадят!
Люся снова упала на колени. Леня опустился рядом:
— Ну а что делать? Посоветуй, если ты такая умная.
Они сидели на полу обнявшись и молчали.
— А что если… — Люся медленно поднялась с пола. — Все в конвертах дают.
Так вот, вместо денег сунь туда сложенную газету и отдай конверт только после того, как получишь ордер. И беги! У тебя был второй разряд по лыжам? Вот и беги! Не станет он орать, что взятку ему недодали.
Леня чмокнул жену в щеку:
— Молодец, Людка! Соображаешь, когда не ревешь! А поймают на месте преступления — вот вам улика, газета «Советский спорт». А за это у нас не сажают. Номер экстра-класса. За трехкомнатную — «Советский спорт».
Номер действительно был международного класса, но его еще надо было исполнить…
За ночь Люся на всякий случай подготовила три конверта с газетой, сложенной под взятку.
Рано утром жена, обняв и перекрестив мужа, ушла на работу. Леня сделал зарядку, дождавшись очереди в ванну, принял холодный душ, другого не было, и на всякий случай для собранности проглотил две желтые венгерские таблетки из пластмассовой баночки — их всегда брала Люся после семейных скандалов, чтобы успокоиться. Но по тому, как начало крутить в животе, Леня с ужасом сообразил, что принял что-то не то.
Он позвонил на работу жене, объяснил свое состояние и спросил, что теперь ему делать?
Люся заорала в трубку:
— Желтенькие — слабительное! Идиот! Тонизирующие — красного цвета. Красного!
Господи…
Леня бросил трубку и, подумав, принял таблетку закрепляющего. Подумал еще и взял две красненькие таблетки для закрепления уверенности в себе. Слабительное, закрепляющее и тонизирующее в сумме дали сногсшибательный эффект. Леня покрылся холодным потом, во рту пересохло, а пальцы задрожали так, что пришлось их сжать в кулаки.
В таком вот состоянии, со сжатыми кулаками, но дрожа, Леня ровно после трех стучался в кабинет. То ли от волнения, то ли от лекарства он никак не мог пройти в дверь, ну не попадало тело в проход, заколотило его!
— Проходите! Садитесь! — сказал Максим Петрович, доброжелательно кося глазами.
Легко сказать — «садитесь».
Наверно, летчику легче было ночью посадить самолет с отказавшим мотором, чем бедному Лене попасть задом на сиденье стула. Наконец посадка была завершена.
Максим Петрович, достав из папки бумагу, потряс ею в воздухе:
— Поздравляю! Вопрос решен положительно. Три комнаты. Осталось подписать у Новожилова, и все.
— Максим Петрович, а вы бы уж подписали… и тогда размер моих границ… не имел бы никакой благодарности!
Максим Петрович кивнул и вышел. Через минуту вернулся и помахал перед носом у Лени подписанным вкусно пахнущим ордером. Там было написано: «Трехкомнатная».
Леню потянуло за ордером, но Максим Петрович изумленно глянул в ящик стола, потом на Леню, как бы прикидывая, войдет Леня в ящик или нет.
Леня выхватил ордер, бросил в ящик пухлый конверт и, быстренько пятясь к дверям, забормотал:
— Большое спасибочко! Заходите еще!
От радости, что все позади, Леня глупо улыбался и все пытался выйти в ту половину двери, которая была заперта. И тут двое молодых людей, подхватив его под руки, разом предъявили удостоверения работников ОБХСС и бодро сказали: «Ни с места!» Широко улыбаясь, старший из них ласково поманил людей из очереди, очевидно, чтобы они разделили его радость:
— Товарищи, можно вас? Будете понятыми. Подтвердите дачу взятки. Вы только что получили ордер, не так ли?
Младший оперативник открыл ящик и достал оттуда конверт.
— Ваш?
Леня кивнул, хотя голова Максима Петровича отчаянно замоталась из стороны в сторону, словно увертываясь от петли.
Старший жестом профессионального фокусника засучил рукава, дабы все убедились, что в рукавах ничего нет, и, ловко вскрыв конверт, бережно достал аккуратно сложенный «Советский спорт». Подмигнув понятым, он начал нежно разворачивать газетный лист. Понятые, распахнув рты, с огоньком лютой справедливости в глазах ждали финала. Ничто не делает нас такими честными, как чужое преступление.