Я весьма долго стоял, подвергая осмыслению общие вопросы, перед композицией, выложенной в витрине, пока мне, наконец, не пришло в голову, как мне вообще–то уже давно в неё приходило, напомнить себе о том, что пора идти.
И я пошёл, а за мной двинулись и многие другие. С большинством из них я шёл параллельно, но попадались и такие, кто пересекал мой путь.
С каким оживлением разглядывал я движения девушки, без сомнения, пританцовывавшей! Упрёки самого нежного свойства тянулись вереницами сквозь амфилады моего сердца. Никогда не околдовывало меня чтение так, как чтение книги, одолженной мне той, кого я люблю.
Натали, так звалась некогда распутница, а её верный спутник — Эмилем. Они сидели на скамье; их окружала тишина. Родовое ружьё было при нём.
Натали, надо думать, имела причины содрогаться от страха перед этим инструментом, но решился ли бы Эмиль переступить черту? С его воспитанием! Случилось так, что он углубился в созерцание утончённости её шеи, и ружьё опустилось. Она вздохнула с облегчением.
Альпы взирали с видом свидетелей драмы, свершавшейся во внутреннем мире Эмиля и Натали. На её вопрос: «Что ты собирался предпринять?» он ответил: «Я хотел тебе отомстить.» «Чудесный человек,» — прошептали её губы.
И она его поцеловала.
С сознанием того, что написал нечто весьма ценное, я соизволяю встать.
КАКОЙ У НЕЁ УСПЕХ!
Я время от времени упражняюсь в изготовлении маленьких стишков, что, вероятно, по своей природе занятие девическое: сесть, подперев голову ладонью, за стол и непосредственно сразу же накарябать на листочке: «Я сижу за столом и ощущаю, как что–то у меня внутри собирается мною повосхищаться».
Мою толику выделки стихов, вполне мной ценимую, поскольку этим занятием я могу заполнять минуты или получасья, которые в ином случае прошли бы пустыми, незаполненными, неиспользованными, рассеялись бы в пустоту, я неизменно обрамляю или чередую строками прозы, как те, что пишу сейчас, причём мне угодно заметить, что на пути домой мне повстречалась особа, которая своим словно бы единственным в своём роде шармом заставила меня поверить, что является, вероятно, вторым по прекрасности женским портретом в нашем богатом девопрекрасностями городе. Вчера я позволил весьма приемлимому предмету соскользнуть с моей ладони в мягкую ручку, и не премину объясниться.
Должен признаться, что в настоящее время я имею свойство пропускать, или оставлять без внимания своего слуха или зрения доклады и проч., я имею в виду, выступления персоналий, озабоченных торением колеи мышления, при чём отговоркой мне служит то, что иногда это всё же в достаточной степени затруднительно — не посещать ни одного образовательного мероприятия.
Определённые ремесленные изображения убедили меня в недавнем прошлом в том, с каким любвеобильным удобством, с какой изощрённой спокойной энергией работали ранее художники и ремесленники, причём мне, разумеется, не приходит в голову критиковать современные образы и подобия, однако ж, я склоняюсь к соображению, что в этом смысле мы настроены учиться у прошлого. Мы, теперешние, стоим перед фактом, который я не нахожу ни неназидательным, ни слишком приятным, что любое изготовление, исполнение и т.д. в области искусства несёт в себе литературные побочности, письменное или устное сопровождение о природе красоты и пользы. С этим фактом дело обстоит так: наше время произвело множество образованных, но непродуктивных личностей, коим нежелательно препятствовать в их попытках занимать себя утончённым, пусть и лишь наблюдательным способом.
Но скорее назад, к подарочку, о котором я упомянул выше, и точно так же поспешно и прытко к девоявлению в нашем городе, несколько повреждённом холмами в проворности. Добавлю мимоходом — в возвышенностях есть что–то романтичное.
Кажется вполне соответствующим действительности то, что самая красивая девушка ничего не предполагала в отношении второй по красоте и то, что первая красавица всей округи позволила одарить себя моей скромной особе, производящей и распространяющей рассказы и истории, по какому поводу она обратилась ко мне наимягчайшим из когда–либо существовавших голосов и с по всей очевидности очень умной улыбкой, выразив желание в моём преданном и нижайшем поклонении; будет ли мне угодно это как следует запомнить?
Я поднимаюсь из–за стола с чувством, что написал нечто вполне милое. Однако же — что за юношеский, цветущий успех имеет эта абослютно не совсем уже юная танцовщица!