Длинные шумящие волны — белая грива на вытянутой черной шее — бегут к последней земле, которая высится как гордый замок, как некий Эльсинор: «Come to Elsinore»[15]. Звучит как «Gentlemen, you are welcome to Elsinore»[16]. Почти из-под ног у меня взлетает ворон и, описав несколько широких кругов, снова погружается в голубые волны травы. «Это Гамлет», — говорю я себе. Небо покрылось стоячими и летящими облаками; западный ветер, глухо свистя, лижет бесприютную голую землю. Но сколь бы сурова, сколь недружелюбна и жестока ни была эта земля, стремительно и резко обрывающаяся в воду, «темная, как ночь, и, как ночь, ненадежная» (Виньи), ее древнее одиночество казалось нам естественным и понятным; она была для нас желанной обителью, родным краем. Не таким было море, бесконечная и мглистая черная волна, зыбкая свинцовая гладь, чуждая и непокорная, непроницаемая для памяти и воображения… По дороге в Сан-Андрес-де-Тейхидо я задавал себе вопрос, как удалось фантазии кельта заселить блаженными аваллонами острова Сан-Баландран, а святому монаху Амаро — ужасные равнины серых горьких вод; но тут мой друг, тащивший рюкзак, счел, что настало время перекусить, и мы зашли в скит Санта-Крус — похожее на белую круглую голубятню сооружение, перед которым весело бьет фонтанчик: хрустальные струйки взвихривают мелкий песок в небольшом углублении. Говорят, здесь бывали тамплиеры. Высокие неумолимые сосны напоминают сегодня о благородных рыцарских копьях. Прямо в скале вырублены шесть ступенек, а поодаль виднеются останки мощной древней стены. На ее развалинах мы и присели, чтобы отведать сыра «Сан-Симон»: золотая корочка — сыр окуривают, подпалив бересту, нежную светлую (едва не написал «кожу») кору березы, — и благородная форма его были восхитительны, но сыр оказался плохим. «Nin aue fora pra pagar un fogo»[17], — сказал мой друг. (Меня всегда завораживают водные источники, как и потоки, ускользающие от тяжелой геометрии мостов. Мне уже приходилось писать, что, подобно Леонардо, я люблю сравнивать мягкие движения воды с женской улыбкой. Как же не распознать в улыбке Джоконды нежную струю, что освежает ветку, целующую лицо тихой заводи, или волны, которые, словно губы, тянутся к берегу, скользят по нему и гаснут! Где та веселая девчушка, чью улыбку я разглядел в источнике Санта-Крус, который, очарованно вороша песок, струится вольно и счастливо, чтобы тут же исчезнуть в скалах?)
Море, море, вечное начало… Западный ветер, слепая от дождя земля. С мыса Ортегаль доносится хриплый рев океана, бьющего в невозмутимо холодную скалу. Море, говорил наш Мануэль Антонио, приходит издалека. Пожалуй, в начале было именно оно — бездонное, темное, одинокое. Хлесткий луч маяка на мгновение опоясывает тьму, но свет гаснет, а мрак остается. «Огонь маяка дрожит, услышав моряцкую песню». Да, луч маяка подобен «святому юноше, что бледнеет от прекрасных стихов»… Ответь, мыс Ортегаль, это конец земли? Там, дальше, есть ли что-нибудь для глаз и сердца человека? Но вместо ответа-лишь долгая, монотонная, тоскливая песнь моря, чье начало здесь, где обрывается вниз черная доска, холодная, как доспехи последнего короля.
…И МОРЕ В НОЧИ
Исидоро Муиньосу, владельцу острова Сан-Мартинъо, Хосе Луису Табоаде, Сальвадору Алонсо и Хосе Марш Кастровьехо — товарищам по вылазке на Сиесы.
Всю ночь кто-то трудился над морем. Шумно, смешивая воду и ветер, перенося волны — какое бурное движение мерцающих огней! — с места на место; море куда-то плыло в темноте, звучно, торжественно и мощно. Наш кусок суши не больше корабля, и ночное воображение без усилий творит легенды о бродячих островах, покорных благородной воле океана. Классические Сицилия, Крит или такие острова-континенты, как Австралия, менее убедительны в роли острова, чем любой из Сиесов, которые питают романтические мечты, всегда живущие в нас. Сиесы можно обойти за несколько часов и вспахать за один день; человеческий глаз охватывает их целиком, замечая, как малы эти непокорные скалы, уставшие от борьбы с морем. Будь они чуть меньше, вы увидели бы лишь голые камни, убогий приют чаек и бакланов. Но Сиесы достаточно велики, чтобы их можно было назвать землей; а обнаружив на здешних песчаниках посадки картофеля, сахарный тростник в узкой лощине, потаенный источник с вкусной ключевой водой и грациозное крылатое существо в кустах ежевики, вы окончательно понимаете, что это действительно суша, уцелевшая в древней морской катастрофе, дабы человеку было где разжечь очаг. Ибо Сиесы приютили несколько человек. Мелвилл, Стивенсон, Дефо, вечные поиски Итаки, которые разделяет с Одиссеем каждым смертный, — не они ли присутствуют во всем, что мы делаем, говорим и думаем на островах?