А наше исследование тем временем подошло к самой ужасной из болезней, постигших Карла Маркса на его жизненном пути. Карбункулёз. Как говорят и нынешние медики, дело далеко не шуточное, притом, безусловно, весьма и весьма болезненное, а также трудноизлечимое.
Печёночная болезнь и карбункулёз — две напасти, преследовавшие Маркса долгие годы. То и другое приобрело хроническую форму и, будучи залеченным однажды, вновь и вновь возвращалось, вызывая то жалобы пациента, то его проклятья, то спокойное перечисление. Особенно карбункулёз.
В силу ряда обстоятельств (в большинстве своём имеющих прямое отношение к истории «Капитала») течение этой именно болезни Маркса довольно чётко прослеживается по письмам. Каждый карбункул точно датирован, документирован, описан и занесён в анналы марксологии.
По всей вероятности, случай, описанный госпожой Маркс, был первым проявлением неприятнейшего кожного заболевания. По описанию, которое мы процитировали, можно судить о том, как всё это происходило и в последующие годы — какой аврал наступал в доме Марксов в периоды рецидивов. По сравнению с картиной, нарисованной женою, сообщения самого Маркса весьма лаконичны.
Оправившись от ноябрьских язв, Маркс отправляется устраивать свои денежные дела — сперва к матери, в Трир, а затем к дяде — в Залтбоммел (Голландия). Под рождество 1863 г., приехав в дом Лиона Филипса, он снова пережил обострение болезни. Энгельсу об этом сообщалось:
«Прошлую среду я писал тебе о вновь появившихся у меня фурункулах и об «отчаянно» проведённой ночи. На следующий день доктор ван Анрои обнаружил, что рядом с фурункулом образовался также несносный карбункул, как раз под тем местом, где был прежний…»
Ухаживают за Карлом сам дядя Лион и его дочь Нанетта.
«…моя милая, остроумная кузина, наделённая бедовыми чёрными глазами, печётся обо мне и ухаживает за мной на славу…
…Пока что второй кошмар на моей спине далеко не так лют, как первый в Лондоне. Ты видишь это уже из того, что я могу писать» (30:313).
Что же, принять и нам этот критерий для оценки степени остроты приступов болезни Маркса? 20 января 1864 г. Маркс всё ещё находится в Залтбоммеле.
«Когда пришло твоё письмо, я поздравлял сам себя с избавлением от старых ран, но уже в тот же вечер выскочил большой фурункул над левой грудью, около шеи, а другой — его антипод — на спине…»
Правда, это не мешало пешим прогулкам
«…в сопровождении дяди и кузины. Но несколько дней спустя снова появился карбункул на правой ноге.»
В неудобном месте, отчего — ни ходить, ни стоять, ни лежать.
«…Надо тебе сказать, что кроме этого карбункула ниже задней части появился новый фурункул на спине, а тот, что на груди, едва стал залечиваться» (30:316).
Эстафета прыщей и язв, конечно, заставляла продлевать пребывание в доме Филипсов, а к тому же и оправдывала отсутствие писем, ибо после цитированного Маркс только 25 февраля пишет другу, извещая уже, правда, о свершившемся возвращении своём в Лондон. Надеемся, что за два месяца пребывания Маркса в Залтбоммеле ему не пришлось переживать одни лишь неприятные минуты. По крайней мере Лиону Филипсу, по возвращении от него домой, написано:
«Несмотря на карбункулы и фурункулы, считаю два месяца, проведённые в твоём доме, одним из счастливейших эпизодов в своей жизни и всегда буду испытывать благодарность за доброту, которую вы ко мне проявили…
…Прилагаемые несколько строк прошу передать Нанетте» (30:536).
В Собрание сочинений, которое мы в эту минуту держим в руках, «прилагаемые несколько строк» почему-то не попали.
Писем домой за те два месяца мы в Сочинениях также не обнаружили. Может быть, о делах Карла в Голландии супруге его писали дядя и кузина?
В марте того же года, отправляясь навестить Энгельса в Манчестер, Маркс сообщает «о нескольких новых фурункулах, неожиданно появившихся на различных частях тела» (30:319). По возвращении домой, 19 апреля:
«Фурункулёз затянулся почти до прошлой недели, что меня весьма «раздражало»…» (30:319).
После этого следуют подряд одно за другим письма Энгельса в Лондон от 26 апреля, 1 мая, 2 мая и ещё одно от 2 мая. Маркс едет в Манчестер, где присутствует при кончине Вильгельма Вольфа — Лупуса, провожает его в последний путь и получает в наследство около 600 или 700 фунтов стерлингов и всё имущество умершего. Вернувшись в Лондон, в конце мая пишет в Манчестер: