А разрабатывали их такие инженеры, как Франгуа-Илер Шамбрелен, который в 1849-55 гг. за свой счет провел осушение и посадку сосен, прежде чем закон 1857 г. заставил коммуны последовать его примеру. Поскольку приходы были бедны, закон разрешил им изыскивать средства на необходимые улучшения за счет продажи части своих участков: прекрасный пример колониального закона, который заставлял туземцев либо продуктивно использовать свои земли, либо уступать их тем, кто это сделает. Результаты оказались выгодны не только сторонним капиталистам, но и самим ландайцам, которые в этом беднейшем уголке Франции уже давно страдали от пеллагры и изнурительных лихорадок.
Намерения разработчиков были благими, даже если они и были выгодны некоторым из тех, кто их сформулировал. Прибыль в любом случае была частью благих намерений, как и добрая совесть людей, которые, как и все люди, игнорировали ценности, отличные от их собственных. Бальзак сожалел о пустой трате земли в нерентабельных коммунах. "Многие из этих земель могли бы приносить огромную прибыль, достаточную для того, чтобы прокормить целые деревни. Но они принадлежат мужественным общинам, которые отказываются продавать их спекулянтам, предпочитая держать их как пастбище для нескольких десятков коров". То, что эти несколько десятков коров (в Ландах - овец) были самой сутью функционирующей экономики и устоявшегося образа жизни, не имело значения ни для Бальзака, ни для спекулянтов. История, как обычно, писалась победителями.
Ардуэн-Дюмазе, посетивший Ланды на рубеже веков, утверждал, что новые поколения оценили перемены: улучшилось питание, улучшилась здоровье, увеличение продолжительности жизни. Но он признал, что старики по-прежнему враждебно относятся к разработчикам. С улучшением экономики региона не прекратились и колониальные упоминания. Уже в 1g10 или 1911 г. Жан Рикар мог описать поселения смолокуров, созданные скипидарными компаниями к северу от Аркашона, как напоминающие "в какой-нибудь африканской стране скопление хижин, сгруппированных под сенью флага Республики". И все же удивительно, что "мы находимся во Франции".
Находиться во Франции означало быть управляемым французскими чиновниками. В Савойе, где были сильные трения между французской администрацией и местным населением, говорили, что французские чиновники "прибывают туда, как на службу в колонии". В 1864 г. один из авторов "Ревю де де монд" сравнил Савойю с Ирландией. Жители других регионов проводили еще более явные сравнения. "Они посылают колонистов в далекие страны, чтобы возделывать пустыню, - говорил один бретонец, - а пустыня находится здесь!" "Они строят железные дороги в Африке", - писала в 1862 г. газета "Ревю дю Лимузен". "Если бы только они обращались с нами, как с арабами!" Сельскохозяйственное обозрение подхватило этот клич: "В самом сердце Франции есть регион, который должен быть колонизирован и который просит лишь о том, чтобы ему были предоставлены такие же условия труда... как и в колониях".
Не менее откровенно говорилось о развитии Сольна. "Здесь речь явно идет о колонизации", - писал Ардуэн-Дюмазе в 1890 г.; разработчики Сольны были так же увлечены своей работой, как и алжирцы. Чуть позже, в Сальбрисе (Луар-и-Шер): "Существует интересная параллель между нынешней колонизацией Туниса и работами по развитию Со-лоньи. В Тунисе, как и в Сольне, капиталисты играют важную роль". Тем не менее, "при прочих равных условиях ... колонизация Сольна является более удивительной".
Наибольшие колониальные возможности, конечно же, открывала Бретань. После насильственного объединения с Францией в XVI в. города Бретани были захвачены французами, которые перебили или заменили местных купцов и французили людей, которых они нанимали на работу или на которых оказывали иное влияние. Такие королевские порты, как Лорьян и Брест, были гарнизонными городами на чужой территории, и для их обозначения часто использовался термин "колония".
Как мы видели, к 1880-м годам ситуация в Бретани изменилась незначительно. В 1891 г. генеральный инспектор образования Франции Карре опубликовал в журнале Revue pédagogique статью "О преподавании первых элементов французского языка туземцам наших колоний и стран, находящихся под нашим протекторатом". В статье отстаивалась методика méthode maternelle - не перевод, а непосредственное изучение французского языка, как в современных школах Berlitz. Что еще более интересно, это была переработка статьи, опубликованной тремя годами ранее в том же журнале "О преподавании первых элементов французского языка в школах Нижней Бретани". Методика была разумной, проблемы - идентичными. Другой педагог, выступая в Алжире в 1891 году, высоко оценил метод Карре, назвав его "таким же применим к маленьким фламандцам, маленьким баскам, маленьким бретонцам, а также к маленьким арабам и маленьким берберам". К 1894 г. метод Карре использовался в начальных школах Нижней Бретани, Фландрии, Корсики и Страны Басков. В том же году метод Карре был подвергнут нападкам как непригодный для обучения французскому языку уроженцев Алжира и Туниса, но его защищал один из учеников Карре, Абель Пуатрино, в то время инспектор в Ренне, на основе своего опыта в Бретани." Дискуссия была логичной, логика была неизбежной.