«На моей могиле цветы не растут…»
На моей могиле цветы не растут,
Под моим окном соловьи не поют.
И курган в степи, где мой клад зарыт,
Грозовою тучею смыт.
Оттого, что пока не найден путь,
Умереть нельзя и нельзя уснуть.
И что кто-то, враждуя со мной во сне,
Улыбнуться не может мне.
«Одной рукой глаза мои накрыл…»
Одной рукой глаза мои накрыл,
Другую мне на сердце положил,
Дрожащее, как пойманная птица,
И вдруг затихшее, готовое молиться,
И ждущее Его завет.
Но я не знала: здесь Он или нет,
Лежала долго так, боясь пошевелиться.
И тлела жизнь, как бледною лампадой
Чуть озаренная страница.
Вокруг была прохлада.
«По бледным пажитям, ища уединений…»
По бледным пажитям, ища уединений,
Блуждаю, робко озирая мир.
Сменяются полдневный зной и тени,
Вечерний воздух свеж и сыр.
И всюду близ себя я тихий голос слышу,
Как флейта нежная, трепещет и поет —
То говорит со мной, живет и дышит
Душа, ушедшая вперед.
Душа: «Да, это так. Тоска неисцелима.
Пусть от зари до поздней ты поры
Дневную пряжу ткешь неутомимо.
И это все? Где ж вечности дары?
Где радость тайная и неземная,
Что расцвела в годину темных бед?
Что ты возьмешь с собою, умирая?
Какой ты Богу дашь ответ?»
Я: «Не спрашивай меня. Меня заткала
Густая паутина бытия.
Судьбы моей давно не стало,
И мне неведомо, где я.
Но что-то здесь во тьме еще роится
И алчною тоской меня гнетет…
Что это? Грех? Он мне простится?
Скажи, ушедшая вперед».
Душа: «Цветок, оторванный от корня, — вянет,
И гаснет свет, из пламени изъят.
Смотри, смотри! Все ярче и багряней
На небе стелется закат…
Уж близки сроки и блаженны встречи,
Быть может, ты права в своем пути,
Менять судьбу во власти ль человечьей?
Поможет только Он — Его проси».
И голос смолк. Как будто дух крылатый
Умчался вдаль, крылами шевеля.
Как сладостно в ночи дыханье мяты!
Как тесно слиты небо и земля!
Есть путь прямой — прямое достиженье.
Ничьим не внемля голосам,
Из всех темниц, минуя все сомненья, —
Лицом к лицу, уста к устам.
ПОДВАЛЬНЫЕ
I. «Нас заточили в каменный склеп…»
Нас заточили в каменный склеп.
Безжалостны судьи. Стражник свиреп.
Медленно тянутся ночи и дни,
Тревожно мигают души-огни;
То погасают, и гуще мгла,
Недвижною грудой лежат тела.
То разгорятся во мраке ночном
Один от другого жарким огнем.
Что нам темница? Слабая плоть?
Раздвинулись своды — с нами Господь…
Боже! Прекрасны люди Твоя,
Когда их отвергнет матерь-земля.
II. «В этот судный день, в этот смертный час…»
В этот судный день, в этот смертный час
Говорить нельзя.
Устремить в себя неотрывный глас —
Так узка стезя.
И молить, молить, затаивши дух,
Про себя и вслух,
И во сне, и въявь:
Не оставь!
III. «Ночь ползет, тая во мраке страшный лик…»
Ночь ползет, тая во мраке страшный лик.
Веки тяжкие открою я на миг.
На стене темничной пляшет предо мной
Тенью черной и гигантской часовой.
Чуть мерцает в подземельи огонек.
Тело ноет, онемевши от досок.
Низки каменные своды, воздух сыр,
Как безумен, как чудесен этот мир!
Я ли здесь? И что изведать мне дано?
Новой тайны, новой веры пью вино.
Чашу темную мне страшно расплескать,
Сердце учится молиться и молчать.
Ночь струится без пощады, без конца.
Веки тяжкие ложатся на глаза.
IV. «Я заточил тебя в темнице…»
Я заточил тебя в темнице.
Не люди — Я,
Дабы познала ты в гробнице,
Кто твой Судья.
Я уловил тебя сетями
Средь мутных вод,
Чтоб вспомнить долгими ночами,
Чем дух живет.
Лишь здесь, в могиле предрассветной,
Твой ум постиг,
Как часто пред тобой и тщетно
Вставал Мой Лик.
Здесь тише плоть, душа страдальней,
Но в ней — покой.
И твой Отец, который втайне, —
Он здесь с тобой.
Так чей-то голос в сердце прозвучал.
Как сладостен в темнице плен мой стал.
«Господи, везде кручина!..»
Господи, везде кручина!
Мир завален горем, бедами!
У меня убили сына,
С Твоего ли это ведома?
Был он, как дитя беспечное,
Проще был других, добрее…
Боже, мог ли Ты обречь его?
Крестик он носил на шее.
С детства ум его пленяло
Все, что нежно и таинственно,
Сказки я ему читала.
Господи, он был единственный!
К Матери Твоей взываю,
Тихий Лик Ее дышит сладостью.
Руки, душу простираю,
Богородица, Дева, радуйся!..
Знаю, скорбь Ее безмерна,
Не прошу себе и малого,
Только знать бы, знать наверно,
Что Ты Сам Себе избрал его!
РОМАНС МЕНЕСТРЕЛЯ
Жила-была дева, чиста и стыдлива,
Росла, расцветая людям на диво.
Играйте, мертвые струны, играйте!
Пришел, соблазнил ее витязь лихой,
Сманил ее лаской и песней хмельной.
Увел, нагулялся, натешился вволю,
Любовь разметал по безгранному полю.
Лежит она где-то мертва и бледна,
Погасли у Бога ее письмена.
Плачьте, ржавые струны, плачьте!
Здесь, на земле, уж стопы ее стерты,
К небу душа и очи простерты.
Пусть каждый, кто может, кольцо ей скует.
Поднимется цепь в голубой небосвод.
Звените, струны, звончей звените!
Ныне молчать не пристало!
Мертвая дева восстала.
Сколько скуют ей жертвенных звений,
Столько на небе будет ступеней.
Пойте, кто может, пойте!
Звенья златые стройте!