Георг. А между тем, она была в глубине моря!
Гедвиг. Почему вы говорите «в глубине моря»?
Георг. А как же сказать?
Гедвиг. Вы можете сказать: «на дне моря», «на морском дне»…
Георг. Но отчего же не сказать: «в глубине моря»?
Гедвиг. Мне кажется как-то странно, когда другие так говорят…
Георг. Почему же? скажите…
Гедвиг. Нет, это так глупо… Потому что, когда я… так вдруг начинаю думать обо всем, что находится там, то мне кажется, что чердак и все, что там есть, все это называется «глубина моря»… Но это ужасно глупо!..
И вот в этот тихий мирок, с прилегающей к нему «глубиной моря», проникает сухой, бесчувственный идеалист, «страдающий манией честности и предъявляющий всем свои идеальные требования шарлатан», как отзывается о нем одно из действующих лиц драмы, философствующий циник Реллинг.
Георг Верле не «шарлатан», и все его слова и поступки вытекают из искреннего убеждения, что так следует поступать, но его узкие понятия о чести, филистерское отношение к малейшей иллюзии жизни заставляют его с педантичной сухостью непрошено навязывать людям свою мораль и свое понятие о долге.
«Отнимите у обыкновенного среднего человека житейскую ложь, и вы отнимете вместе с ней его счастье!» — говорит Ибсен устами Реллинга. И в скромной жизни фотографа Гиальмара, своего бывшего школьного товарища, Георг видит ряд заблуждений, открывает, что это маленькое, прячущееся от людей, застенчивое счастье построено на иллюзии, и хочет во имя справедливости и нравственности восстановить правду. Он узнает, что до своего замужества с Гиальмаром Гина была в близких сношениях с богатым коммерсантом Верле (его отцом), что он увлек эту девушку, а потом устроил ее будущность, найдя ей мужа в лице Гиальмара, дал ему средства открыть фотографию, дает переписку старику деду, которого он когда-то разорил, и этим поддерживает семью. Все это было давно, и старый коммерсант до некоторой степени выказал свою совестливость, устроив судьбу увлеченной им девушки; Гина же давно искупила свое прошлое беззаветной преданностью мужу и тупым непрерывным трудом. Но Георгу хочется, чтоб Гиальмар узнал всю правду, ему хочется «положить основание настоящему брачному союзу».
С суровым видом, настойчиво заявляет он своему бывшему товарищу, что ему необходимо поговорить с ним, и уводит его с собой. Гедвиг видит беспокойство матери, чувствует, что этот чужой человек внесет что-то новое и страшное в их жизнь, но не решается еще требовать объяснения. Она ждет с волнением возвращения отца и порывисто кидается ему навстречу.
С первых же его отрывочных слов душа ее тревожно сжимается.
«С этого времени я хочу один все делать, — сурово говорит Гиальмар, не глядя на жену, — хочу один заведовать фотографией!»
Гина. Но к чему, Гиальмар? Я занимаюсь фотографией, а ты можешь заниматься своим изобретением…
Гедвиг.. Да, папа, да, и дикой уткой, и кроликами, и курами…
Гиальмар. Не говори глупостей! С завтрашнего дня ноги моей больше не будет на чердаке. А проклятой дикой утке я с удовольствием свернул бы шею.
Гедвиг (с криком). Дикой утке? (дергает его за рукав). Но, папа… ведь дикая утка моя!
Гиальмар. Поэтому я и не сделаю этого. Но я чувствую, что я бы должен это сделать. Я не должен терпеть под своей кровлей ни одного создания, которое было в тех руках… (быстро ходит по комнате).
Гедвиг (ходит вслед за ним). Но, подумай только, папа, дикая утка! Бедная дикая утка!
Между мужем и женой происходит тягостное объяснение, и когда, несколько времени спустя, девочка, оживленная прогулкой, полная любви к отцу, возвращается домой, на нее веет леденящим холодом; какая-то тяжелая туча надвинулась и застыла в воздухе. Веселость тотчас же слетает с нее, она вглядывается тревожно в смущенные, хмурые лица родителей, пытаясь понять и угадать их настроение. Но она еще пробует бороться с этим, хочет развлечь отца новым впечатлением.
Она показывает отцу только что полученное письмо, в котором коммерсант Верле сообщает, что старому деду не нужно больше утруждать себя перепиской, что он будет получать 100 крон ежемесячно, а после его смерти этот подарок перейдет маленькой Гедвиг; эта сумма обеспечена за ней на всю жизнь. Письмо это предназначалось ко дню ее рождения, но девочка просит отца распечатать его сейчас же. «Пусть папа прочтет! Наверно, там что-нибудь хорошее, — тихо замечает она матери, — папа развеселится, и у нас опять будет так весело!»
Но чтение производит обратное впечатление на Гиальмара. Только что открытая ему истина о прошлом Гины все еще грозно стоит перед ним, и новое ужасное подозрение проносится в его голове. Он сопоставляет факты, вспоминает, что старый Верле смолоду страдал такою же болезнью глаз, этой непонятной, неизлечимой болезнью, которая неумолимым призраком висит над Гедвиг, угрожая ей слепотой, потом эта необъяснимая щедрость и желание обеспечить чужую ему девочку… И та истина, что Гедвиг не его дочь, утверждается в его мыслях.
«Папа, папа, разве ты не рад? — твердит девочка, напряженно следя за его волнением и переменами в лице. — Ведь это все тебе достанется, папа! Разве ты не знаешь, что я все эти деньги отдам маме и тебе!..» Побуждаемый присутствием Георга и желанием совершить геройский, красивый поступок, Гиальмар разрывает полученное письмо и со слезами восклицает: «Мой семейный очаг разрушен! У меня нет больше дочери!» Этот возглас долетает до Гедвиг, которую мать отсылает из комнаты, и она с отчаянным криком бросается к отцу.
Гедвиг. Что ты сказал? (бежит и бросается к нему). Папа! Папа!
Гиальмар. Прочь! Не подходи ко мне близко! Я не могу видеть тебя! Ах, глаза… (идет к двери).
Гедвиг (крепко цепляясь за него, кричит). Нет, нет, нет! Не уходи от меня!
Гиальмар. Не могу! Не хочу! Оставь меня! Прочь! (вырывается и уходит).
Здесь начинается драма, — глубокая, захватывающая, которую не вынесет еще не окрепшее, переполненное любовью существо и которая раздавит его своей тяжестью.
Мы видим ее беспомощно рыдающей на диване, мы чувствуем, как разрывается на части, как трепещет и бьется от боли это маленькое детское сердце.
Гедвиг (с отчаянием). Нет, нет, он больше никогда не придет к нам… Мне кажется, я умру от этого… Что я ему сделала? Мама, приведи его назад…
Напряженное горе, отчаяние, страстная любовь просветляют иногда даже неопытный детский ум, заставляют угадывать и понимать то, что стоит выше его понимания, делают ребенка в один миг взрослым, расширяя его умственный кругозор. Мы читаем следующий, поразительный по своей жизненности и тонкой психологии, трогательный до жалости диалог.
Гедвиг (Георгу). Скажите хоть вы мне, что это такое? Отчего папа не хочет больше меня видеть?
Георг. Вы узнаете это, когда вырастете большая.
Гедвиг (всхлипывая). Не могу же я терпеть до тех пор, пока вырасту большая… Впрочем, я знаю… Может быть, я не настоящая дочь папы…
Георг (беспокойно). Как же это могло случиться?
Гедвиг. Может быть, мама нашла меня. А папа только теперь узнал об этом… Такие истории мне приходилось читать…
Георг. Ну, положим, что так…
Гедвиг (с недоумением). Но отчего же ему тогда не любить меня? По-моему, он может любить меня еще больше… Дикую утку нам подарили, а все-таки я ее очень люблю…