– Вот! – Тристам высунул руку из-под одеяла.
Голландец ощупал кольцо и на лице его выразилось удовольствие. «Тут уже не стоит пилить, я сломлю это пальцами.»
Затем он засунул обе свои скованные руки под одеяло Тристама и приказал ему: – «Ну, начинайте вашу комедию!»
– Стоит ли, если караульный и без того отошел на самый конец нашего становища?
– Стоит, ибо тут поблизости отдыхает унтер-офицер, а это такой аргус, который спит с открытыми глазами.
– Негодяи! – заорал Тристам, бренча цепями, – разбойники! Где губернатор? Подайте мне губернатора!
Голландец приподнялся на руках и сделал вид, будто изо всей силы размахнулся на Тристама и дал ему подзатыльника.
– Да замолчите же, наконец, сэр! – крикнул он, – если вы осмелитесь еще раз разбудить меня, то я проломлю вам голову.
– А может я вам проломлю? – заревел Тристам. – Ай, ай, не душите меня… не то…
При этом он повернулся так, чтобы Торстратену было поудобнее действовать. И пока оба негодяя громко переругивались и кричали, голландец сломал подпиленное кольцо и высвободил правую руку Тристаму. Молния радости свернула в глазах ссыльного, он искренно поблагодарил голландц и ловко сунул ему напильник под одеяло.
– Теперь дождитесь пока унтер-офицер захрапит, – шепнул он, – и тогда действуйте. Этот осел караульный все еще болтает на противоположном конце лагеря… и если он долго будет этим заниматься, словно старая баба с кумушками, то мы отползем под эти деревья.
Насмешливая улыбка искривила губы Торстратена. – «Они там занялись беседой с боченком водки, – шепнул он, и надеюсь, что мы этим воспользуемся…»
– Ах, чего бы я не дал за глоток водки! – вздохнул Тристам, но не осмелился высказать это вслух, ибо во время вспомнил, как голландец, однажды, выразился при нем: «Для меня пьяный человек самое противное существо».
– Дикари, впрочем, тоже умеют приготовлять водку! – утешал он себя.
Между тем караульный, делая свой обход, снова очутился возле боченка и снова основательно задержался у него. Торстратен поднял голову и начал прислушиваться, заснул ли унтер-офицер.
Казалось, что заснул: глаза закрыты.
– Пора, идем!
– Тише, чтобы цепи как-нибудь не звякнули!
И оба они исчезли, словно тени. Когда сильно подвыпивший солдат вернулся, то шерстяные одеяла лежали на своих местах; он перечел головы своих арестантов и поплелся к тому месту, куда его тянуло непреодолимой силой…….
С первыми лучами восходящего солнца все в лагере зашевелилось. Антон провел всю ночь без сна, первый вскочил на ноги и разбудил своих товарищей. Офицеры вылезли из своих гамаков, сняли посты караульных и отрядили нескольких человек для приготовления завтрака.
Все весело задвигались, оружие бряцало, густой дым повалил от костра, всюду отдавались и повторялись приказания… когда вдруг раздался отчаянный крик. «Что случилось?»
Все сбежались, все взоры обратились к одному пункту на краю лагеря, где лежали десять одеял, набитых травой и камнями и изображавших собой фигуры ссыльных.
– Где они? – слышалось кругом.
Начались поиски и расспросы, потребовали к ответу последнюю смену караула, но никто ничего не мог объяснить. Все десять человек арестантов исчезли.
Капитан был очень огорчен этим обстоятельством. – «Стоит ли преследовать этих негодяев? – раздумывал он вслух. – Право, не знаю, что и делать?»
– Сэр, – вмешался колонист, – не помышляйте о преследовании. За беглецами и без того идет по стопам страшный враг, который неизбежно их погубит – голодная смерть.
– Разве им не удастся прокормиться дико растущими плодами?..
– Боже мой! конечно, нет. Если эти люди не могут питаться хворостом и каменьями, то они погибли.
– Мистер Уимполь, я думаю, вы уж чересчур восстановлены против этой страны и рисуете ее себе слишком черными красками, – сказал Аскот. – Куда ни посмотришь, здесь всюду зелень и цветы, и право я нахожу, что по внешности это очень красивая страна.
– Может быть, но она удивительно бесплодна!
– Итак, оставим беглецов в покое, решил капитал Ловелль, – ибо наша главная задача помочь нашим друзьям.
Услыхав эти слова, Антон вздохнул свободнее, но в сущности он еще не мот разобраться в своих ощущениях. Тристам снова ускользнул от. него чуть не в самый момент разоблачения его мошенничества, а вместе с этим исчезала надежда оправдать старого Кромера и подозрение в краже будет тяготеть над ним всю жизнь. Но тут же Антону приходила в голову и другая мысль; жив ли даже его старик?
Во всяком случае Антон с удовольствием смотрел на приготовления к выступлению. Наконец, завтрак был съеден, костры догорели, все люди взвалили себе на плечи свою ношу, колонист взял своего мальчика за руку и все двинулись в доход.