– Кажется, что они собираются съесть его труп!
Действительно, дикари содрали кожу с своего еще не остывшего товарища, вырезали из его тела почки и разделив их на мелкие части роздали всему племени. Лакомые кусочки эти были немедленно съедены, кожу развесили сушиться на дереве, а труп закопали в землю.
На могилу его каждый дикарь принес по охапке зеленых веток и когда над ней вырос таким образом большой зеленый холм, один из дикарей взобрался на него и произнес длинную речь, в которой восхвалял добродетели умершего и обвинял охотника за чертями в его смерти. – Он предал нашего товарища во власть демонов! – заключил оратор свое надгробное слово.
Из лагеря племени пчелы ответили на. это обвинение громким, энергичным, воинским криком.
– Ложь! – кричали мужчины и женщины. – Ложь! Люди из племени двуутробки обманщики!
– А вы убийцы!
– Вы воруете мед!
– Где наш брат, Птицелов? Вы заманили его к себе и убили!
– Мы смеемся над людьми из племени крысы, наши жены плюют на них!
– А над вами смеются наши дети!
– Мщение! Мщение!
Женщины продолжали неистово голосить, между тем как дикари обоих племен начали воинскую пляску. Они ударяли копьями в щиты, вызывали друг друга на единоборство и как помешанные кружились друг возле друга.
– Это будет продолжаться, быть может, целую ночь, – заметил Уимполь. – Самые поединки у них вещь второстепенная.
Между тем капитан собрал в своей палатке нечто в роде военного совета.
– Господа, – сказал он своим офицерам, – я сделаю вам предложение и прошу сообщить мои слова всем вашим людям. Нам необходимо обмануть туземцев, иначе в последний момент, перед самой переправой, нам придется вступить с ними в серьезный бой. На их стороне огромный численный перевес и если они овладеют понтонами, то задержат нас, может быть, на несколько дней; у нас окажутся раненые и убитые, мы растратим наши боевые и съестные припасы и рискуем подвергнуться голоду в предстоящем походе через пустыню. Если же мы сегодня употребим двойное усилие, будем работать без отдыха до глубокой ночи, то на рассвете можно будет приступить к переправе. Но для этого требуется еще одно! Надо, чтобы дикари ничего не подозревали, а потому отправим часть людей в лес, с тем, чтобы они повалили несколько больших деревьев. Дикари, увидя это, сообразят, что наша работа далеко еще не кончена.
– Этот план очень хорош, – согласился лейтенант. – Я возьму на себя наблюдение за дикарями.
Старый Мульграв тотчас же отправился послать десять солдат в такое место, где дикари непременно заметили бы их, с приказанием срубить несколько деревьев. Успех этой меры превзошел все ожидания: дикари заметили рубку, посовещались между собою и с удвоенной энергией начали готовиться к бою между собой.
Они разложили громадные костры, натаскали к ним большие запасы топлива, затем разостлали на траве шкуру кенгуру и завалили ее всякого рода своей излюбленной пищей. К вечеру приступили к трапезе, а затем плотно закусив, причем все время взаимная брань и громкий стук копьями в щиты ни на минуту не прекращались, дикари начали снова воинскую пляску, которая должна была перейти в бой.
Шум, крики и стук копьями с минуты на минуту усиливались, обе враждующие стороны все ближе и ближе придвигались друг к другу, осыпая друг друга отборной бранью, женщины голосили все громче и пронзительнее.
Всего несколько шагов разделяли теперь передних воинов, наконец, и они были пройдены и бой начался.
То один, то другой ударял своим копьем изо всей силы в щит противника, восклицая при этом: – Собака! Грабитель!
– Колдун! Убийца!
– Сын вора, тебя надо разорвать в клочки!
– Нет, я тебя разорву и брошу на съедение динго!
– Пустой хвастун! Твои слова не страшнее жужжания пчелы!
– А ты визжишь, как крыса! Она грызет все, что ей попадется, показывает зубы, но мы растопчем ее ногами!
В атом роде продолжалось это странное сражение, причем никто из туземцев не обращал ни малейшего внимания на белых, с лихорадочной поспешностью кончавших свой последний понтон и уже считавших часы, остававшиеся до переправы. Антон уже дважды пытался перейти по зыбкому по мосту на ту сторону, но остававшееся до противоположного берега небольшое пространство болота было до такой степени тонко, что перебраться не было никакой возможности. Тут нельзя было ни плыть, ни брести, ни даже перескакивать с одного ствола на другой, ибо все деревья, поваленные бурей в болото, давно уже сгнили и рассыпались на куски при малейшем прикосновении.
Каждый раз Антон возвращался с сокрушенным сердцем, утешая себя, однако, тем, что работа кипит и близится к концу. Затем он присматривался к дикарям, по-прежнему кривлявшимся и вопившим и приходил в ужас при мысли о предстоящей необходимости вступить в бой с этими жалкими созданиями. Конечно, во стократ лучше удрать от них при помощи хитрости.