Этот вопрос заставил его посмотреть на меня внимательнее.
— А что? — спросил он. — Вы представляете какую-нибудь фирму?
Я покачал головой, грозные предупреждения загремели громче, требуя внимания. «Никаких подталкиваний, никаких подсказок, никаких изменений» — таковы были строгие правила наблюдателей во времени, а я вот-вот мог нарушить все три.
— Да просто поинтересовался.
— Ну да, — сказал он, и в его музыке появился оттенок гнева. Совершенно очевидно, он мне не поверил. — Думаете, я не замечал вас раньше?
Ого!
— Видимо, у вас отличная память на лица, — сказал я, решив придерживаться невинного недоумения. — Я хожу сюда всего лишь неделю.
— И неделю посещали «Бочонок Джека», пока я играл там, и неделю «Отто»… Разрешите, я попытаюсь угадать: вы исследуете Питтсбург в поисках безупречного пива?
Я поежился. Значит, он меня уже вычислил в какой-то день из тех полутора месяцев, в течение которых я неотступно следовал за ним по здешним злачным местам. Чего же стоит моя подготовка?..
— Ладно, поймали, — уступил я, быстро переходя к запасному варианту. — Мне действительно нравится ваша музыка.
— Настолько, чтобы следовать за мной повсюду?
— Настолько, чтобы переносить вот это, — сказал я, чуть приподняв бокал.
— И вам не надо возвращаться домой?
Я пожал плечами:
— Как и у вас, у меня достаточно свободного времени.
Минуту-другую он играл молча. Я вслушивался в музыку, пытаясь понять, что он думает, что чувствует. Но не услышал ничего, кроме нейтрального звукового фона для бара.
— И я не вижу смысла пытаться продать свои вещи, — сказал он наконец.
Я тщательно выбирал слова:
— Не понимаю, почему вы так твердо в этом уверены. В конце концов суть музыки в том, чтобы проникать в человеческие сердца. А ваша именно такая!
— Да, но в этом-то и проблема, разве нет? — ответил он с горечью.
— Она слишком уж личная.
— Разве это плохо? Много ли композиторов могут сказать, что их музыка обволакивает кого-то, как шелковая перчатка, сшитая на заказ?
Он нахмурился на меня.
— Что, собственно, это должно означать?
Я молча выругал себя.
— Ничего, — сказал я вслух. — Просто одна моя знакомая выразилась так, говоря о вашей музыке. Она тоже ваша поклонница.
— В таком случае она ничегошеньки о музыке не знает, — отрезал он, и рождающиеся под его пальцами звуки рассыпались жесткими диссонансами. Тут я заметил, что иные посетители начали оборачиваться в нашу сторону. — В каждый данный момент я способен творить только для кого-то одного. Точка.
— Ну ладно-ладно, — пробормотал я поспешно. — Я не хотел вас задеть. Извините.
Он угрюмо смотрел на клавиатуру, но я заметил, что неловкость начинает сглаживаться.
— Как-то я все-таки попытался предложить несколько вещей, — сказал он, и в музыке зазвучала тоска. — Я думал, что смогу помогать людям. Как…
— Как помогли этой брюнетке.
Он негодующе фыркнул.
— Ну да. Только мои опусы никому не понравились. Мне сказали, что они… короче, никто не взял их.
Я кивнул и отхлебнул пива. Я знал, что это не совсем правда. Один из пяти продюсеров, которым он посылал свои последние вещи, выразил интерес. Биографические описания Уэлдона Соммерса утверждали, что человек этот отличался импульсивностью и на стимулы обычно реагировал без промедления.
Вот на этой-то зыбкой почве и строился весь мой расчет. В ближайшие четыре недели в какой-то момент он внезапно снова изменит свое решение и отправит продюсерам произведение, которое в конечном счете навсегда перевернет его жизнь. Но если женщина, способная вдохновить эту песню, уже соприкоснулась с его жизнью, чтобы тут же из нее исчезнуть, то я пил скверное пиво без малейшего толка.
Взяв бокал, я сделал еще глоток. Дверь по ту сторону зала открылась…
И вошла она.
У меня перехватило дыхание, и я чуть не захлебнулся этим последним глотком. Она была совсем не похожа на голограммы, которые я изучал перед отбытием: белокурые локоны падали на плечи тусклыми безжизненными прядями, сияющее радостью лицо хранило выражение усталой безнадежности, юная спортивная фигура поникла от утомления: выглядела она на редкость неуклюже в синем платье и коричневом жакете.
Тем не менее это была она. Аманда Лоуэлл, дочь сэра Чарлза Энтони Лоуэлла, стоящего под девяносто седьмым номером среди самых богатых людей планеты. И мой план строился на том, что именно эта женщина подарит ту искру вдохновения, которая вознесет карьеру Уэлдона Соммерса в музыкальную стратосферу.
Женщина, в поисках которой я отправился на двести лет назад.