Голос диктора:
— Пастор Шлаг (актер Ростислав Плятт) открыл дверь костела.
— О, еще один шлемазел! Нет, это не кино про гестапо, это синагога на вечерней молитве, ты посмотри, у него на лице вся боль евреев, какой он пастор?
Встреча жены Штрилица со Штирлицем в кафе «Элефант».
— Она смотрит, не, ты посмотри, приехала и смотрит, — ревновала Ба. — Милочка, чтобы у меня был муж Тихонов, я бы сама в гестапо ушла, а она смотрит!
Сцена, где радистка Кэт с двумя малышами выбирается из канализационной шахты.
— Вот в каком КГБ ее учили? Возьми положи детей, открой люк, и по одному их вытащи. Не, ну посмотри, дурааааа, у тебя дети на руках, головой соображай! — кричала Ба в телевизор.
Шли титры, голос за кадром пел: «…облаком, сизым облаком, ты полети к родному дому…..»
Ба шла на кухню и тут было пророчество:
— Еще этот поет, скоро без него ни одной мишпухи не состоится!
«…отсюдаааа к родному домууууу…» — пел Кобзон.
У Ба не было подружек, во всяком случае я этого не помню. Но в нашем дворе жила соседка Апа, казашка достаточно преклонного возраста. Апашка ходила в мягких сапогах с казахским орнаментом и галошах, на ней всегда было белоснежное платье, поверх которого она носила черный расшитый бархатный жилет с огромной серебряной пряжкой в национальном стиле. Такие Апашки уже, наверное, редкость. Так каждый день они с Ба выходили перед обедом помолчать на лавочке. Это длилось пару лет. Апашка плохо говорила по-русски, но все понимала. Как-то у них получалось в одно время выходить во двор. Ба спрашивала:
— Как ваше здоровье?
— Жаксы, — отвечала Апа.
— Мое тоже, слава Богу.
На этом разговор заканчивался, дальше они сидели и молчали. Картина была фундаментальная, я только сейчас это понимаю. Две пожилые женщины сидели и многозначительно молчали. О чем они молчали, одному Богу известно, да и знали они друг о друге, наверное, все. Те же трудные годы, те же мужья, погибшие на фронте, все одинаково, и горе, наверное, одно на двоих.
В один прекрасный день Апашка не вышла помолчать. Ба начала волноваться, и волнение ее нарастало.
— Ба, да сходи ты уже, узнай, — говорил я, — может приболела, может еще что…
И она пошла. Придя домой, она как-то с горечью сказала, что родственники увезли ее в аул.
Больше Ба я на лавочке у подъезда не видел ни разу.
В каждой столице нашей необьятной, есть дух, свой неповтримый, яркий, колоритный, и жители всех столиц стараются его сохранить, хотя и получается с трудом. Волна самостийности, захлестнула республики, и дезорентированная элита старается, как-то удержаться на плаву. Ой-вей! Нет, ой-бай! Я ухожу в политику, а туда я уходить не люблю. Так вот моя супруга коренная бакинка, и, находясь в кругу ее семьи, я все время слушаю байки с азербайджанскими городскими словооборотами, и душевной щемящей тоской, у них тоже есть культовые места, типа там, где Никулин упал и сказал: «Черт побери» и бакинцы тоже берегут это место, как свое национальное достояние. Названия улиц, а где они были разные?
Завокзальная, Ленина, Комсомольская, ну, и, конечно, легендарная улица Строителей.
Киевляне с Крещатиком и Подолом, бесконечные байки, на смеси украинского и русского, с еврейским акцентом. Где такое еще можно увидеть и услышать? Когда-то мы с приятелем, как он говорил, «водили козу по Подолу». Мы посетили все пивные, съели всю черемшу с копчёными рёбрами. И, слушая его бесконечные душевные рассказы о коте Булгакова, о том, где писателя крестили, о лысой горе, я понимал о привязанности людей к этим местам, и радовался за их гордость.
Тбилиси, Ереван, Ташкент, Рига, Минск, и простите те, кого не учёл. А что у нас? А у нас Алматыдан сойлеп турмыз. Гутен таг, либе фроинд. Говорит радио Алма-Ата. Прослушайте концерт ля диез мажор в исполнении трио виолончелистов.
Ой-бай, проспал, уже десять, Ба пришла. Включила радио. Атас.
Лучше не дёргаться, прикинусь спящим.
— Ты почему на учёбу не пошел?
— Да, че-то морозит, температура, наверное.
— Хреньтература у тебя. Давай вставай, чай пить.
Ба потрогала мой лоб, и, убедившись, что ситуация штатная, отправилась на кухню.
Я подсел уже к налитой чашке чая.
— Ба, давай выключим эту тягомотину? Ну, блин и так с утра, не очень.
— Послушай, красивая музыка, культурная, а не твоя душегубка.
— Культурная, — я засмеялся, — какая культура в нашем городе?