Мать только мимоходом дала ему подзатыльник и ушла в сторону гостиной. Каталина ревела в комнате уже все утро. Может, сперва проведать сестру?
– А я говорю, пустите меня! – раздался крик в главных дверях и топот ног. После ночного происшествия Микаэль распорядился усилить охрану. – Пустите, меня ждут!
Южанин поспешно подошел к главному входу и столкнулся нос к носу с тем типом, от которого Сольвег пряталась в лагере Горных домов. Может, это и он же был на балу.
Он бешеным взглядом уставился на Микаэля и через секунду к его горлу был приставлен крошечный ножик для сбора трав. Микаэля, признаться, это не впечатлило.
– Я должен увидеть ее, – рявкнул чужак. – Срочно. И если надо будет, ты, южанин, меня не остановишь.
Микаэль чуть приподнял голову, чтобы лезвие не так сильно упиралось в горло. Чужак на его взгляд выглядел жалко, хоть и отчаянно.
– За тобой стоят четыре вооруженных человека с саблями. Шевельнешь своим ножом хоть на дюйм – ты труп. Шевельнешься сам – ты труп. Оскорбишь меня еще раз в моем доме – ты труп. Мне кажется, я понятно объясняю.
Нож дрогнул в руке мужчины, и он с неохотой его опустил.
«Так, так. Вот видимо и новоиспеченный отец. Какой же, помилуйте, мерзавец. И как Сольвег с таким связалась?»
– Я должен ее увидеть, – хрипло проговорил тот. – Я не причиню ей вреда. Я… Она мне нужна.
Микаэль кивнул.
– Это уже на что-то похоже… Изволь, но только не делай глупостей. Я буду стоять под дверью, и, если ты хоть чем-то расстроишь ее – пересчитаешь все ступени этой лестницы.
– Извольте, сударь, – улыбка у него, надо сказать, препротивная.
– Пойдем, – южанин пожал плечами. – И не буди ее, если спит.
***
Каждая ступенька этих бесконечных лестниц казалась ему подъемом на гору. Каждый коридор – бесконечным туннелем. О том, что случилось с Сольвег, он узнал еще ранним утром. Каждая таверна об этом шумела. Все видели, как южанин тащил израненную женщину через весь город. Немудрено было догадаться, что это была за женщина. И он бросился сюда. Как был, без оружия, с каким-то жалким ножичком решил прорываться в один из самых богатых домов города. Смех один. Но к горлу подступала истерика. Чем ближе они подходили к двери Сольвег, тем сильнее ему хотелось проснуться и узнать, что все это страшный сон.
– Заходи, – недружелюбно сказал южанин и отворил перед ним дверь. – Только без глупостей.
Он толкнул рукой дверь и вошел в полумрак комнаты. Одна штора была отдернута, чтобы хоть какой-то свет лился из окна. В ворохе одеял и подушек лежала Сольвег. Его Сольвег, его возлюбленная. Тонкие руки поверх одеяла казались такими бледными, маленькими. Так ярко виднелись на них синяки и царапины. Глаза ее были открыты. Она не спала. Магнус подошел к постели и, еле сдерживая волнение, взял ее за руки. Потом позвал.
– Сольвег. Сольвег, любимая. Ты меня слышишь?
– Слышу, – был глухой ответ. Она неловко повернула голову, чтобы видеть его и в глазах ее отразились боль и разочарование. – Я не хотела тебя видеть, Магнус. Что ты забыл здесь.
– Тебя, – так просто ответил он. – Что еще я могу забыть в этой жизни. Только тебя.
Он помолчал.
– Я так счастлив, что ты жива. Кая-Марта… Видимо, эта тварь добралась до тебя. Я знал ее в юности. Больше этого не повторится. Это этот никчемный южанин втянул тебя в это. Больше никаких охот, Сольвег. Никаких желаний волшебной птицы. Когда ты поправишься, я увезу тебя, любимая, – его голос сорвался, он прижал ее руку к щеке. Сколько раз он уже обещал ее увезти? Десять? Сотню? Она не хотела. – Просто увезу и мы уедем, куда ты захочешь. Захочешь в Руад – поедем в столицу. Там королева закатывает такие пиры, такие праздники по осени. А хочешь – в Олат, к лесам и озерам, чтобы ты могла любоваться своей красотой в их водной глади. У нас будет свой дом в несколько этажей. С прислугой и садом, я позабочусь, родная. Ничто больше в целом мире не напомнит тебе о боли и страхе. Я буду с тобой. Позволь мне быть рядом с тобой, ведь мы друг без друга не можем. Я не могу…
Он положил голову на одеяло и уткнулся ей в живот. Он надеялся вот-вот почувствовать ее тонкую ручку на своих волосах, как прежде. Когда она по-хозяйски небрежно гладила его, точно зверя. Но она его не коснулась. Но и руки своей не вырвала.
– Сольвег, родная… Что ты молчишь? Скажи, хоть слово. Тебе больно?
Сольвег слегка повернула к нему голову. На бледном лице синеватые губы казались мертвецкими.
– Ты защитишь меня? – он все же почувствовал ее ледяную руку на плече. – Как же ты защитишь меня, Магнус? От чего? От бедности ты не сумел. От страха – тоже не очень-то вышло. От смерти – тебя не было рядом. Не было рядом дважды. Ты единожды уберег меня от тоски, это правда. Но теперь она так затопила меня, что даже костей моих не найдешь ты на дне. Оставь в покое меня в моей же могиле. Не лезь ко мне, точно раненый зверь, не скули. Я не обогрею и не утешу тебя добрым словом. Нет вот мне сейчас доброго слова. И боли моей тебе не понять, уходи. Я много раз говорила. Просто уйди.