– Я буду кричать, – прошептала она. – Не надейся, что не буду сопротивляться.
Морелла или тот, кем он был, безразлично пожал плечами.
– Кричите, сколько хотите, ваши слуги давно разбежались. Мы с вами одни. Знаете, так забавно, когда больше ничего не стоит между мною и моей местью. Помолитесь, если хотите, – хмыкнул он. – Вряд ли вас кто-то услышит, но…
«Создатель, что же происходит? – лихорадочно шептали ее сухие губы, но с них не срывалось ни звука. – Создатель…»
Он зашел за спинку ее кресла. Она слышала и его дыхание, и, казалось, даже стук его сердца. Кровь того проходимца дотекла до нее и запачкала кончики туфель. Ее любимые туфли, брат подарил их ей еще прошлой весной. Тогда так чудно цвели гиацинты, которые она посадила… Крошечное перышко, точно черная пушинка, упало на ее холодную руку. Она взяла его дрожащими пальцами, но головы не подняла и зажмурилась. Что-то острое, точно сталь, полоснуло ее по горлу. Белая вспышка в глазах, белая вспышка в мозгу. Вокруг что-то странно захлюпало, она не открыла глаз, задохнулась от глотка горького воздуха. Затем все вокруг стало красным. Ниточка мысли начала истончаться, она хотела что-то сказать самой себе, но нить порвалась и больше не было ни слов, ни образов, ни даже красного цвета.
Морелла вытер капельки крови с запястья и перешагнул через тело, вывалившееся из кресла. Он бы поиграл со своей жертвой подольше, может быть понаслаждался погоней по этим темным узким лестницам, на которых она бы могла свернуть себе шею. Но у него были еще дела, да и плечо еще болело с того момента, как какое-то ничтожество вогнало туда стрелу. Он очень надеялся, что вторая мерзавка тоже померла. Он вроде не слабо ее отделал, жаль не дали закончить начатое. Ну ничего. Это будет отличный урок и здешним людям, и Кае. Глупая девчонка. Водила дружбу с человеком и врагом. Ну ничего, ей он мозги еще вправить успеет, а пока… Он глянул в зеркало. На лице уже не было ни малейших признаков превращения. Он улыбнулся и поспешил по лестнице. Он отворил ворота и на него дыхнуло ночью и запахом гари от фонарей и факелов. Сегодня ночью будет много огня.
Повсюду в городе раздавались крики и призывы идти толпой на Совет. Морелла подошел к воротам казармы и три раза стукнул. Из окошка на него уставилось растерянное лицо какого-то юнца.
– Передай своему начальству, – начал Морелла, убедившись в том, что юнец узнал первого помощника главы Совета. – Мария-Альберта Сэрра мертва. Ее убил один из бунтовщиков. Или, быть может, один из горцев. Его труп до сих пор лежит в ее спальне, но защитить я ее не успел. Последним ее приказом было вывести армию в город. Сперва на тех, кто бунтует. Затем на Горные дома. Выполняйте.
Лицо мальчишки пропало из окошечка, а Морелла почувствовал, как широкая улыбка расплывается по его губам.
Глава XXXII
В лагере было неспокойно. То тут, то там мелькали отряды человек по пятнадцать с топорами и короткими саблями. Очень многие ютились у подножия холма, на котором стояли те две палатки. Магнус знал, что одна из них принадлежит главарю, вторая – Кае-Марте. Близко он не подходил, вряд ли местные будут рады чужаку на границе, когда армия Совета грозится спустить на них всех собак.
Магнус сел на кочку и от скуки стал подсчитывать воинов. За последнюю пару месяцев лагерь разросся и, как говорил Сигур, с гор спустилось еще немало семей и отрядов. Гвардия Совета не воевала давно, все сплошь юнцы с начищенными до блеска мечами и саблями. Их больше, это верно, но им придется жарко. Хотя всем придется жарко, в этом аптекарь не сомневался. Он внесет свою пару грошей в общий вклад, скажем так, его помощь Совету будет не оценима. Когда голова Каи-Марты окажется в его руках, вот тогда главарь Домов запоет по-другому.
Высветлили первые звезды, и аптекарь недовольно вздохнул. Он ждал, покуда лагерь заснет и можно будет пробраться к птице, но лагерь не затихал.
– Глупец, шептал он себе. – Ты же голову свою здесь оставишь. И ради чего? Ради женщины, которая знать тебя не желает.
Мысль о Сольвег еще больше убедила его в своей правоте. Не отомстить за нее он не мог. Одна мысль о ее слезах – и ему хотелось растерзать каждого, кто был в них виновен. Себя же в первую очередь. Он рассеянно грыз кончик травинки и во все глаза глядел на незатихающий лагерь. Сигур не хочет войны, он сам так сказал. Сбежал ли он? Или будет повиноваться странным мыслям о чести, убивая ради хозяина? Магнус вспомнил свою юность в Горных домах. Вспомнил и недавние месяцы. Они были полны холодного воздуха, леденящих ручьев и свободы. Он не имел ничего против них, против этих людей, продающих травы и сказки в одну цену, он привык в них видеть друзей. Но если будет война, если она уже началась – то сторону он выбрал давно. Рядом с ним послышался хруст засохшей травы, и он перевернулся на бок. Должно быть мышь или птица, мало ли их шныряет на пустыре. Он приподнялся на локте и огляделся. В десяти-двадцати шагах от него кто-то стоял. Этот кто-то отчаянно кутался в серый плащ, но если хотел спрятаться, то был не очень умен, надев белое платье.