– Знаешь, о чем я подумал? Что человек ценен теми, кто будет его искать. Кто вспомнит о нем после смерти – пусть даже и с ненавистью, с отчаянием. Ты можешь запасть в чье-то сердце, можешь терзать чей-то разум или ласкать его мысли, но, если о тебе не вспомнят – ты мертв навсегда. Ты мертва навсегда, Кая. Ты никому не нужна. Потому никто и не искал тебя на том острове, не ждал твоего возвращения. Ты думаешь, Сигур до сих пор тебя любит? Я видел его, я говорил с ним. Тебя он хочет забыть, как пустую тупую боль выгнать из сердца, как яд из раны. И это он сможет. Жизнь твоя не принесла никому радости. Смерть тоже не принесет. Будто тебя и не было.
Он снова глотнул из фляги, слегка поморщился от кисловатого вкуса.
– Да, я сказал все верно, – удивился он сам себе. – Твоя смерть никому не доставит радости. Даже и мне, ведь не отомщу я за Сольвег. И знаешь что, Кая, что паршивей всего? – голос его дрогнул. – Что смертью твоей я ее не верну. Что ничьей смертью я ее не верну! – а жить без нее зачем мне, Кая? Где я найду вторую такую?
Он прикрыл усталые глаза и вызвал в памяти образ из давным-давно забытого дня. В тот день он впервые отправил ей записку с мальчишкой посыльным. Через пару дней после того, как она впервые пришла к нему в лавку, а он получил за дерзость пощечину. Он ни на что тогда не надеялся – знатная девица, богаче всех в этом городе – тогда была – шелком и бархатом завешаны все шкафы. Он смеялся, когда писал то письмо. Писал и смеялся над собой, над жизнью, над этим солнечным летним днем – а день смеялся с ним вместе. Отличная выйдет шутка и безобидная. Много ли стоит знатной девице зло топнуть ножкой и оскорбленно губы поджать?
Он написал в письме не о ее глазах, волосах или коже. Нет, он написал о себе, присовокупил туда рецепт настойки от нездоровых зубов – мол на него она так надменно смотрела, что все лицо у нее перекосило, всю челюсть. Потом звал зайти снова – передать ей лекарство. Красотки редко обращали на него внимание. Потому не питал он иллюзий, не старался расхвалить ее красоту, он и вовсе не ждал, что она заявится вновь – а она появилась. Пришла без стука, отворила дверь, нетерпеливо стукнула по прилавку. Спросила, давно ли стегали его розгами, он сказал, что недавно.
В тот же вечер они отправились вдоль причала смотреть, как в гавани разгружают суда. Закатное солнце светило сквозь реи и мачты и путалось в ее волосах. Недурная девица, думал тогда все аптекарь, размышляя, что же выйдет из этой нелепой затеи. Глаза так и вовсе подарок, зеленые, точно бутылочное стекло, и блестят точно так же.
– Госпожа Альбре, – начинал он неловко.
– Сольвег, – говорила она и насмешливо кривила тонкие губы.
В тот вечер он узнал, что Сольвег умна. Что хитра, что за словом в карман не полезет. Что злопамятна, язвительна, но совсем не капризна. Что когда она смеется, в ее глазах загораются искорки, а взгляд становится нежным почти что, хотя нежности она вовсе не знает. Что скорее поцелует сама – небрежно и снисходительно – чем позволит дать поцеловать себе руку.
«Ты прислал мне письмо, где думаешь, будто мы с тобой ровня. Не лги мне теперь, манерами не обманешь.» В тот же день поздно ночью он и понял, что влюбился без памяти. Через две недели они стали любовниками, еще через месяц друзьями. Через полгода он с безразличием заключенного признал, что жить без нее он не может. Так и до этого дня продолжалось.
Магнус с удивлением обнаружил, что в голове шумит и стучит, а слезы катятся из воспаленных глаз. Он рассмеялся, а голос хлюпал где-то внутри. К горлу снова подкатила истерика, и он закашлялся. Он судорожно ловил ртом воздух, стараясь угомониться, но только сейчас он с ужасом осознал – Сольвег ему не видать. И сына их не увидеть. Никогда, больше ни разу, нет этого будущего, стерто оно, перечеркнуто, воском свечи залито в той книге, где вершится все в этом мире. Она была нижней картой в этом крошечном домике. Кто-то вынул ее и все рассыпалось до прогнившего основания. Он барахтается в этом море, точно дворовый щенок в глубокой канаве, и не за что ухватиться. Ему казалось, если он закроет сейчас рот, то молчанье задушит его и он захлебнется. Ему некому даже мстить. Ни за себя, ни за нее. И самого его точно наконец-то не стало.
Послышался странный скрежет – громкий и резкий, точно из камня вырывают ввинченный болт. Он постарался поднять лицо, сфокусировать взгляд, но голова шла кругом. Он все также сидел на полу. А через какое-то мгновение что-то тяжелое ударило его по затылку. Кажется, это был старый кувшин, глиняные осколки рассыпались по полу. Мягкая темнота окружила его, и он с благодарностью почувствовал, что теряет сознание. Передышка и тишина, немного покоя.