Кая-Марта молчала, смотрела пустыми глазами. Она это вспомнила раньше.
– Гвардия Совета нам не поможет, – сухо закончил Микаэль их общую мысль.
Морелла служил Марии-Альберте. Морелла и стал ее нынче преемником. Морелла стал господином. Никто не поверит южанину-выскочке и безумному рыцарю, который скоро умрет. Гвардия не на их стороне.
– Ты не можешь, – промолвила Кая. – Не может и гвардия. А я… А я, быть может, смогу.
Микаэль оглядел ее. Даже в облике сирина она не казалась кем-то могучим. Опасным, да, с острыми, как бритва, когтями, хитрой волшебной колдуньей из сказок, но что она может против своей же семьи, своего жестокого племени?
– Морелла рассказывал мне, – начала Кая-Марта; имя любимого больше не вызывало улыбку. – Я же выросла в приемной семье, про племя наше не знала – он многое мне говорил. Забытые байки и сказки, что были старыми, еще когда Исолт не построили. Одну из них я запомнила – будто предком сиринов была птица-пламя. Что первые родились на солнце, что прилетели сюда. Что в человечьем обличии пламя не жгло их, что рыжим волосом их женщин можно было обогреть целый замок или сжечь крестьянскую хижину – я точно не помню. Помню, что равных им не было. Помню, что жили они нарочно в снегах, на самых холодных снежных вершинах, ходили босые по льду, чтобы как-то умерить свой жар, чтобы не сеять вокруг разрушенье.
– Они тоже воевали с людьми?
Кая-Марта махнула рукой.
– В тех морозах люди не водятся и не строят домов. Вернее, не строили. Я же говорю. Исчезли они много, много столетий назад.
Микаэль нетерпеливо вздохнул.
– Итак, у нас есть прекрасная сказка и сказка ужасная. Беда только в том, что сказка ужасная – не много столетий назад. Она прямо сейчас. Под окнами этого города.
Кая побледнела. Ее тощие пальцы мяли складки на платье.
– Я знаю, – прошептала она, отвела глаза в сторону. – Ты знаешь ведь о желании сирина?
Микаэль отмахнулся и попробовал встать. Кая его удержала.
– Постой, подожди, – она схватила его за ладонь.
– Если это все, что есть у тебя, у нас… – сухо проронил Микаэль. – То тебе проще сбежать, а нам уехать из этого города. Если выпустят – и горцы, и гвардия.
– Дай мне лишь шанс, – прошептала Кая-Марта. – Шанс все исправить. Ты прав, это все, что есть у меня и у нас, но… Но если, только подумай, южанин, если я стану такой. Если сама на себе загадаю желанье и стану пламенем-птицей. Кто тогда выстоит против меня? Против нас?
Микаэль обернулся, посмотрел на нее с недоверием и усталостью. Затем бросил взгляд на окна, где были комнаты Эберта с Сольвег. Вспомнил, что сам уже долгие дни не засыпал с легким сердцем, а Кая-Марта и вовсе походила на смертницу.
– Кто против нас? – тихо спросил Микаэль. – Мне кажется целый мир. И он хочет нас раздавить. Кто против нас? Любая букашка. Любая соломинка нынче переломит хребет кому-то из нас. Мы так жалки, признай. Я не верю тебе ни секунды, но готов позволить чудищу стать чудищем в сотню раз большим. И как тебе доверять? Что ты не сожжешь затем целый город? Что у тебя просто не помутится рассудок? Что вообще хоть что-то получится?
– Никак, – она ответила просто. – Тебе остается только попробовать. И молиться.
– Молись, если умеешь, – рассеянно бросил Ниле. Он все еще смотрел на окна дома и думал об Эберте с Сольвег. Затем снова взглянул на желтоглазого сирина. Глаза свои Кая больше не прятала. Они были тогда на празднике и Каталина была вместе с ними. И каштаны в меду были очень вкусны. А потом во всех этих жизнях появилась она. С какой-то пустотой Ниле осознал одну вещь. Была бы Кая иль нет – видно на роду у Эберта не написано счастье. Брак с Сольвег, что его ненавидела. Смерть рядом с Сольвег, которая нынче от горя не сможет даже рыдать. Не все смогут в этом мире жить долго и счастливо, это надо просто признать.
И ему, видно, тоже.
Он наконец-то признал. И протянул Кае руку.
– Ты вольна делать, что хочешь, Эберту я расскажу. Если надо помочь, если надо, чтоб кто-то был рядом – ты только скажи, просто знай, что времени у нас не осталось. И да. Знаешь что, – торопливо добавил он. – Ты отомсти этой твари еще за Марию-Альберту. Хорошая женщина и мой добрый друг. Его вина, что не сыграем больше мы в шахматы. Напомни ему это имя, прошу. Он знает его. Да, впрочем, и я предателя знаю.
Микаэль хотел сказать что-то еще, но до его слуха долетел гул далекого колокола. Потом еще раз и снова. И уже на колокольне, что ближе и громче. Гул стоял в голове, гул заполнял все тело и уши.
– Что за новая напасть, Кая-Марта? – прошептал он одними губами.
Сирин побледнел. Плечи девушки еле заметно дрожали.