– Безумна? Больна, да! Но совсем не безумна, только не я, скажи мне хоть еще раз, хоть слово любви, и я плюну в лицо тебе и не раз, и не два. И это ты лишил меня дочери или сына, ты сам мне признался в своем трусливом письме. Забыл? Забыл? Ты не хочешь то помнить, ты отравил меня. Любовь? Да что о любви ты знаешь? Что знаем мы оба, такие, как мы, о ней и не слышат, не лги нам обоим. Я просила уйти, умоляла, а ты шпионил за мной и привел врагов ко мне на порог. У меня хоть достанет чести и совести признать себя тварью. А кому теперь ты врешь, Магнус? Ведь мы прежде были честны. Безумен здесь ты.
Магнус сплюнул себе под ноги. Потом устало обвел Сольвег взглядом.
– Говоришь, я шпионил? Да, я шпионил. Думаешь, я тешу себя надеждой, что мы будем счастливы? Конечно, не будем. Ты права, у таких, как мы, не бывает счастливых финалов. Но кто поймет тебя, милая Сольвег, лучше, чем я? Безмозглый южанин? Замороженный рыцарь? Мы мерзавцы, моя дорогая, ты знаешь. Не хочешь говорить о любви – я не буду. Но только придется тебе вернуться ко мне.
– Оставь-ка даму, любезный, мне кажется, она ответила нет, – тихо, но веско промолвил Эберт. Смотрел он сейчас вовсе не на лезвие Улафа у своей груди.
– Это все очень интересно и замечательно, – Улаф мечтательно закатил глаза. – Это так великолепно, что может послужить даже сюжетом на ярмарке наших певцов и девиц. Да только мы отклонились от темы. А дело в том, что ребята мои, а также друзья из других горных кланов уже давно орудуют в нижнем городе. И все бы хорошо, все бы ладно… Да вот только ты, Кая-Марта – мое оружие, мой меч и надежда – переметнулась к другим. Ты ведь знала, что я за тобой и приду. Ты ведь знала, что я тебя не оставлю. Сигур. Ты ведь знаешь, что делать.
Он повернулся к Магнусу и бросил ему мешочек монет.
– Держи любезный мой друг. Предателей обычно я убиваю. Но тебе была обещана награда, так что…
– Ну, за сколько, за сколько ты меня продал? – подначивала Сольвег и даже не смотрела на рыцаря.
– Уговор уговором, – аптекарь отвечал только главному клана. – Я привел вас к вашей общипанной пташке, а вы обещали мне женщину. Что она уйдет со мной мирно.
Улаф пожал плечами и отвернулся.
– Я от своих слов не отказываюсь, забирай ее и иди. Мне нужна только Кая. Давай-ка, Сигур, давно пора птичку в котел. Прирежь ее, да и дело с концом. Из-за друзей она тронуть тебя не посмеет.
Сигур молчал, точно не слышал хозяина. Кая-Марта и впрямь не обратилась, не перекинулась. Теперь клинок тонкой шпаги указывал на нее, прямо ей в сердце. Она явно мерзла при такой-то погоде. А Микаэль стоял, как дурак, и не знал, что поделать.
– Зарежь ее, Сигур.
– Сигур, – тихо позвал его сирин. – Сигур, скажи, ты правда желаешь покончить со мной? – тихо спросила она. – Ты однажды убил меня, отправил в изгнание. Неужели обида твоя все жива? Неужели ты хочешь проткнуть это сердце, пролить мою кровь, тебе станет легче?
Клинок шпаги дрогнул, да только не опустился.
– Сигур, – дрожащим голосом говорила она. – Сигур, ты ненавидишь меня и обижен, но никого нет мне ближе тебя, это правда смешно. Ты знаешь все мои тайны, ты дарил мне, помнишь, дарил васильки, точно снег – я вплетала их в волосы. Сигур, ты знаешь, что могло все сложиться иначе. Могло, даже не будь я обычной девицей, что прядет дома шерсть и масло взбивает. Ведь скажи, ты бы принял меня, если б я не убила нечаянно. Ведь ты принял бы. Может, все еще приносил бы мне васильки.
Она взялась руками за лезвие шпаги и легонько сжала его. Капнула мелкая капелька крови, затем еще одна и еще.
– Смотри, – прошептала она. – Разве тебе недостаточно? Сигур, мой милый, мой нелюбимый. О, теперь мне так жалко, что нелюбимый! Ведь ты мог убить меня столько раз, но ты не тронул меня, даже когда я украла ребенка.
– Может, потому что я знал, почему ты украла, – голос горца был хриплым, а лицо, точно маска. – Немногое из того, что ты никогда не получишь.
– Теперь она ничего не получит. Кончай ее.
Но тот опустил это лезвие. Рукоятку толкнул сирину в руки, пошел по дорогам, по лужам. Будто то был самый обыденный день.
«Вот сейчас, – подумал Ниле. – Вот сейчас. Надо забрать быстро шпагу у Каи, сперва проткнуть Магнуса, затем того второго, затем…» – но с места не сдвинулся, а сирин тоже замер столбом. Одинокие слезы только текли по щекам, а шпагу она сжимала, точно тисками.
Улаф смотрел вслед удаляющемуся Сигуру, потом просто прицокнул языком и пожал своими плечами.
– Сам виноват, – вздохнул он и развел перед всеми руками. – Надо было в клан набирать настоящих мужчин, а не тряпок и баб.
Он отвел свой кинжал от груди застывшего рыцаря и выверенным броском швырнул его в сторону Сигура. И даже не промахнулся. Вскрика не раздалось ни от жертвы, ни даже от женщин. Только Магнус дернулся, увидев нож в спине старого друга. Кая-Марта же не смогла повернуться к нему. Только и всего.