Ганс с горечью усмехнулся…
Вот где был ключ к разгадке поведения Полины… Вероятно, еще сегодня утром ей было известно, что ее ждет роскошная жизнь в высшем свете и придворных кругах!… Вот почему любовь бедного молодого человека, не обладавшего знатным именем, показалась смешной претензией.
Геллиг опустил руку, державшую письмо; она была парализована, как и его бедное сердце, похоронившее в себе навсегда любимый образ.
И чем более охлаждалось первое жгучее чувство, тем сильнее запечатлевался образ дорогой девушки.
Мало-помалу Геллиг овладел собою, и к нему вернулось прежнее, невозмутимое спокойствие.
Он не чувствовал себя униженным Полиной, но его бюргерская гордость, которую он принес ей в жертву, сильно страдала.
Он не сердился на Полину: мнение его о людях ее общественного положения было таково, что его даже не удивила метаморфоза, происшедшая в ее чувстве!
Он удивлялся только самому себе, как он мог предположить, что она составляла исключение.
– Все, все они одинаковы! – с мучительной тоской прошептал он.
И в этих словах заключалось и обвинение, и оправдание Полины.
5.
Прелестное солнечное утро, о котором мы уже упоминали, приманило Гедвигу Мейнерт под тенистую бузину, росшую возле дома пастора.
Она была совершенно одна, чему несказанно радовалась! Сегодня ей исполнилось 18 лет, и пасторское семейство, а также и его пансионеры, заставили ее выслушать множество поздравлений.
Все окружающие Гедвигу всегда старались проявить к ней внимание, сегодня же она была особенно тронута этим, заметив при своем пробуждении массу подарков вокруг своей постели.
С любопытством разглядывая подарки, Гедвига увидела великолепный букет цветов, и сердце подсказало, от кого был этот дар… Но жена пастора подала кофе в комнату молодой девушки, сочла нужным пояснить, что букет – подарок молодого барона фон Браатц.
Еще накануне, Геллиг отдал жене пастора запечатанный пакет и при виде адреса, написанного рукою ее матери, Гедвига не могла удержаться от слез.
Пакет заключал в ребе дневник ее матери, назначенный ею в подарок дочери, когда той минет 18 лет…
И Гедвига поспешила под тень цветущей липы, разливавшей в воздухе свой аромат… Молодая девушка читала мелко исписанные листки, повествовавшие ей историю молодого, любящего и верящего сердца.
Гедвига быстро перелистывала листок за листком, и теплые слезы скатывались по ее щекам на пожелтевшую от времени бумагу.
Сколько любви, верности и разочарования было в этих простых, безыскусственных словах!… Они рассказывали о короткой весне молодого, доверчивого сердца, о том, как солгало колечко, висевшее на узкой голубой ленточке, вместо закладки в книге. Любовь прошла, а верность полиняла, как и эта голубая ленточка!…
Глубоко задумалась молодая девушка, взяла в руку колечко и прочла выгравированные на нем буквы…
Она знала их значение и подумала о том, чье имя они изображали…
Гедвига закрыла свои влажные глаза рукой от обливавшего ее, сквозь листву, солнечного света, и задумалась.
Вдруг чья-то теплая рука нежно подняла ее опущенную голову, и чей-то голос, полный участия, спросил ее:
– Гедвига, о чем вы плачете?
– Ах, барон, как вы меня испугали! – пробормотала молодая девушка.
Он взглянул на нее, затем на книгу и грустно сказал:
– Появление друга в печальные минуты разве не желательно?
– Я не знала, что вы – друг мне! – наивно заметила она. – Вы никогда не говорили мне о дружбе.
Он улыбнулся.
– Да, я просил большего, – согласился он, – но и другом вашим я тоже хотел бы быть.
– Дружба, говорят, долговечнее любви, и не влечет за собой ненависти, – сказала Гедвига и с очаровательной доверчивостью протянула руку Альфреду, – и я желала бы быть вашим другом!
– Но не больше? – спросил он, восторженно глядя на прелестное личико.
Сердце молодой девушки сильно забилось, но она молчала.
– Гедвига, разве вы не хотите, чтобы я для вас был больше, чем другом? – продолжал он, беря ее за руку.
Молодая девушка не спускала глаз с раскрытого дневника матери, следя за медленным покачиванием висевшего у него кольца, казалось, нашептывающего ей: „нет!“
– Гедвига, разве вы не верите, что моя любовь может защитить вас от многого, что мое горячее, верное сердце оценит вас?… – пылко произнес Альфред, привлекая девушку в свои объятия.
Слова матери, только что прочитанные ею, еще звучали в ее ушах… Колечко также продолжало покачиваться, как бы силясь шепнуть ей в последний раз свое: „нет“.