Дворецкий и двое слуг стояли при лошадях и заняты были разговором со стариком Антоном, лакеем Геллига, стоявшем в дверях конюшни на руках с визжавшей собакой.
– Я должна объявить вам, что вместо г-на Геллига управляющим имения будет господин Блендорф! Теперь вы будете повиноваться его приказаниям!
– И с должным почтением должны относиться к приказаниям г-на фон Герштейн! – прибавил Блендорф, и сияющий полковник поспешил пожать ему руку в знак признательности.
– Вывести Альманзора из конюшни? – спросил кто-то из слуг.
– Конечно! – ответил Блендорф.
И барон Рихард мог торжествовать: по лицу Полины промелькнула тень! Видно было, что она не того ожидала от Блендорфа.
– Я тоже могу остаться, фрейлейн? – спросил наглый рыжий парень, уволенный Геллигом.
Вся кровь Полины возмутилась.
Она окинула слугу взглядом и высокомерно переспросила:
– Остаться?… Ни в коем случае! Непослушные слуги мне, как и г-ну Геллигу, не нужны! Вы должны покинуть замок до возращения г-на Геллига!
– Сильно пострадала собака? – спросила Полина старика Антона.
– Нога отдавлена! А г-н Геллиг поторопился уехать, не подумав о своей любимице! – проворчал старик, поглаживая собаку, которая перестала визжать и смотрела на него умным взглядом.
– Бедное животное! – сказала Полина. – Я пошлю за ветеринаром, чтобы скорее поправить ногу!
– Но зачем, фрейлейн, – возразил Антон.
– Как зачем? – удивленно воскликнула девушка. – Но ею так дорожит господин Геллиг.
– О, я не то хотел сказать! – успокоил ее слуга. – Не надо приглашать ветеринара, потому что я сам все сделаю не хуже его!
– Тогда, пожалуйста, позаботьтесь о бедняжке, а я пришлю ей корзину с мягкой подушкой, – сказала Полина, уходя.
Вернувшись в свою комнату, она бессильно опустилась на софу. На душе у нее было тоскливо и горько.
Мучимая сомнениями и стыдом за все происшедшее, Полина опустила голову на подушки, и невольные слезы оросили ее лицо.
9.
Солнце бросало тени на зеленый газон парка, и маленький колокол сзывал громким звоном работников к ужину, возвестил Полине, что даже самому длинному и тяжелому дню бывает конец.
За обедом Полине было особенно тяжело.
Сусанна, желавшая знать подробности случившегося, расспрашивала молодую падчерицу, окончательно измучив ее своими вопросами.
Полина, рассказывая, напрасно старалась приукрасить события – она все яснее и яснее чувствовала свою неправоту, которую не могли рассеять даже похвалы Сусанны, громко одобрившей выбор Полины.
Альфред был рассеян, барон Рихард отделывался односложными словами, и Полина была ужасно рада окончанию обеда.
Много времени спустя она встретилась в саду с дядей Рихардом, но беседа между ними долго не клеилась.
Им обоим хотелось поговорить о том, что их занимало, но они не решались, пока им не помог случай.
На дорогу, пролегавшую мимо ворот, выходила еще и боковая калитка. Зоркие глаза Полины рассмотрели вдали всадника, ехавшего шаг за шагом.
Он был один, и Полина решила, что это Геллиг, от которого все отвернулись, раз он был лишен власти.
И, странное дело, Полина почувствовала оскорбление Геллига, как свое собственное! Она целый день боялась произнести его имя, но теперь страх был рассеян гневом.
– Одинокий всадник! – воскликнула она. – Неужели Геллига осмелились оскорбить?!
– Ты сеяла ветер и удивляешься, что приходится пожинать бурю! – резко ответил барон. – Ты сама подала пример и нечего возмущаться, если другие ему последовали! Но мне кажется, что ты ошиблась! – прибавил он. – Всадник возвращается по дороге, ведущей от Гронингейма, а он к Геллигу очень расположен и вряд ли даст его в обиду!
– Я вижу на поводу порожнюю лошадь! – озабоченно заметила Полина, вглядываясь вдаль. – Не случилось ли с кем-нибудь несчастья?
– Да, ты права, – согласился Рихард, также рассмотревший всадника, оказавшегося конюхом.
– Что случилось? – крикнул барон, когда конюх поравнялся с ними.
На поводу у него была рыжая лошадь, которую Полина тотчас же узнала.
– Альманзор! – воскликнула она.
– Что с лошадью? – повторил Рихард, полный неприятного предчувствия.
– Свихнула плечо! – ответил конюх.
– Этого еще недоставало! – неприятно пораженный, заметил барон, подходя ближе к лошади. – Но правда ли это? Проведите ее!
Конюх тронул свою лошадь и рыжая заковыляла рядом с нею.
Сомнения не было: лошадь, вчера еще стоившая полтораста червонцев, сейчас годилась только на живодерню.
Барон горестно вздохнул, и смущенная Полина спросила его: